Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью - [6]

Прежде всего, он создал несколько групп в фейсбуке для разных городов — довольно безобидных форумов, где обсуждались актуальные городские новости. Была только одна тонкость: в каждой из групп нужно было использовать местный диалект, а их на Филиппинах сотни. Через полгода в каждой группе было уже около 100 000 участников. Затем работавшие на Пи администраторы начали публиковать новости о местных преступлениях — ежедневно в часы наибольшей посещаемости. Преступления были самыми заурядными, но люди Пи в своих комментариях выстраивали прямую связь между преступлениями и наркотиками: «Говорят, что убийца был наркодилером» или «Убитый приторговывал наркотой». Через месяц они вбрасывали по две подобные истории в день, через два месяца — по три.

Преступность, связанная с наркотиками, стала популярной темой, и Дутерте возглавил все предвыборные рейтинги. По словам Пи, именно тогда он вышел из его PR-команды и решил поддержать другого кандидата, ставившего во главу угла не страх, а вопросы экономического развития. Пи утверждает, что ему удалось повысить рейтинг нового кандидата более чем на 5 %, но было уже поздно — Дутерте избрали президентом. Теперь Пи жутко раздражают все эти толпы пиарщиков, которые приписывают победу Дутерте себе.

Когда берешь интервью у людей, работающих в этой области, не стоит забывать, что они всегда склонны преувеличивать степень своего влияния. Это неотъемлемый атрибут профессии. Можно ли сказать, что Пи «создал» Дутерте? Разумеется, нет. Разговор о преступности, связанной с наркотиками, развивался по многим причинам — не в последнюю очередь благодаря заявлениям самого Дутерте. Кроме того, Дутерте завоевал симпатии не только заявлениями о борьбе с наркопреступностью. Я разговаривал с его соратниками, которых привлек образ провинциала, борющегося против элиты «Имперской Манилы» и чопорного истеблишмента католической церкви. Однако рассказ Пи о цифровом влиянии подтверждается результатами некоторых научных исследований.

Для своей книги «Архитекторы сетевой дезинформации» доктор Джонатан Корпус Онг из Уиверситета Массачусетса и доктор Джейсон Кабаньес из Университета Лидса в течение года интервьюировали главных героев манильской «архитектуры дезинформации», как ее назвал Онг, которую использовали практически все политические партии страны (3). На верхушке были «главные архитекторы» системы. Они работали в компаниях, занимавшихся рекламой и PR, жили в шикарных квартирах в небоскребах, а свою работу чуть ли не мифологизировали, сравнивая себя с персонажами «Игры престолов» или видеоигр. «Игра заканчивается, когда вас вычисляют», — говорили они Онгу. Они гордились тем, что смогли стать лучшими в своей профессии, поднявшись с самых низов. «Архитектор дезинформации, — заключает Онг, — отвергает ответственность или обязательства перед широкой публикой, говоря вместо этого о своих личных достижениях».

Ниже архитекторов находятся «инфлюенсеры» [2] — он-лайн-ком и ки, перемежающие посты со свежими шутками проплаченными насмешками над представителями оппозиции.

Еще ниже, в трущобах архитектуры дезинформации, обитают те, кого Онг назвал «операторами фальшивых аккаунтов в сообществах». Это масса людей, работающих в колл-центрах сутками с почасовой оплатой, каждый из них управляет десятками профилей в соцсетях. Такой работой занимаются либо те, кому нужен дополнительный заработок (к примеру, студенты или медсестры), либо волонтеры политических кампаний. Онг поговорил с одной из девушек-операторов, Риной, которую посадили в такой колл-центр, когда она присоединилась к кампании по выборам мэра. Она была одной из лучших студенток в университете и согласилась из идеалистических соображений. Ей поручили создать несколько профилей в соцсетях (явный успех имели аватарки девушек в бикини), набрать подписчиков, пропагандировать идеи кандидата и поносить оппозицию. Рине было стыдно. Она чувствовала, что никак не помогает общему делу — ей удалось привлечь лишь 20 фолловеров в фейсбуке, в то время как ее коллеги привлекали сотни читателей.

Онг отметил, что никто, ни на каком уровне этого бизнеса, никогда не описывал свою деятельность как «троллинг» или производство фейк-ньюс. У каждого была своя «стратегия отрицания»: архитекторы подчеркивали, что это — лишь побочное занятие, не связанное с их обычной PR-деятельностью, и, следовательно, оно никак их не характеризует, тем более что они не отвечают за всю кампанию. Операторы аккаунтов утверждали, что самые неприятные и злобные комментарии пишут не они, а кто-то другой. В любом случае, эта архитектура онлайн-влияния приняла более агрессивную форму после прихода Дутерте к власти.

Дутерте поклялся убить столько наркодилеров, что рыба в Манильском заливе разжиреет, и пошутил, что после этого сам себя амнистирует. Он хвастался, что убивал людей за один «косой взгляд» и что жизни наркодилеров не значат для него ровным счетом ничего. Банды его активистов и полицейские принялись расстреливать всех, кого подозревали в связях с торговцами наркотиками. Никто доподлинно не знает, сколько человек было убито в ходе этой кампании. Правозащитные организации насчитывают 12 000 жертв, оппозиционные политики — 20 000, правительство — 4200. Было время, когда ежедневно погибало 33 человека. Никто и не думал проверять, действительно ли жертвы были виновны, и поговаривали, что наркоту подбрасывали уже трупам. В ходе этих расправ было убито 54 ребенка. Переулки в трущобах Манилы были завалены телами. Люди на мотоциклах просто подъезжали к жертвам и стреляли им в головы. Тюрьмы переполнились, как клетки на птицефермах. Сенатор Лейла де Лима, выступавшая против расправ, внезапно оказалась под следствием: заключенные наркобароны дали показания о ее причастности к их бизнесу. В интернете начали активно требовать ареста. Ее посадили в тюрьму в ожидании суда, но он так и не начался: Amnesty International признала ее узником совести (4). Когда архиепископ страны осудил убийства, банды обратились против него. Затем наступил черед СМИ: журналистов, осмелившихся обвинить президента в убийствах, начали обзывать «пресститутками».