Это не моя свадьба (но я здесь главная) - [2]

Нравится ли мне Зои? Несомненно. Она могла быть назойливой и придирчивой, тип А-плюс, и маниакально упрямой в такой мелочи, как шрифт на пригласительных билетах, но она никогда не была грубой. Когда уставала, у нее тряслись руки, и глаза бегали по сторонам. Она могла расплакаться, когда не получалось достать веточек болотного мирта — для полноты картины. Однажды она запулила своими Джимми Чу в ледяную скульптуру — только потому, что выражение у голубков получилось не восторженно-экстатичным, каким ему следовало быть, а обиженно-огорченным. И всегда я оказывалась рядом, клала руку ей на плечо, шептала на ушко тайный приговор и уводила в спа-кабинет — отдохнуть. Спа-кабинет располагался у нее в студии — белые шезлонги, тихий фонтан, вазы с гардениями — цветы меняли ежедневно. И поднос от Лалика с шоколадом «Годива» — морские звездочки с малиной. Я вела ее туда, легонько поддерживая под локоток, поскольку она не любила, чтобы ей помогали, как заботливая и любящая дочь, укладывающая в кроватку свою старенькую, на грани слабоумия мать.

Зои, очевидно, ценила мое внимание. Каждый раз, когда я не позволяла ей сорваться в очередной штопор, она поднимала мне зарплату — на десять тысяч. А потом засыпала с детской улыбкой на губах и смягчившимся выражением на помолодевшем на дюжину лет лице. «Спасибо тебе, Мили, — говорила она неизменно. — Ты мой ангел. Ты мои руки».

И я оставалась на всю ночь, перекалывая жемчужные булавочки концентрическими кругами, как ей и хотелось. Я надевала парку, забиралась в морозильник и обтесывала голубков на ледяной скульптуре, придавая им требуемое выражение, списывая его со своего восторженно-экстатичного отражения в зеркальце и стойко подтягивая вверх уголки посиневших губ. И пока я шикала на ночных уборщиков и искала подходящий шрифт для пригласительных билетов, Зои спала как херувим.

Одно время я встречалась кое с кем, кто пытался меня анализировать. Он сказал, что я вижу в Зои замещение матери, что стараюсь угодить ей, стать ею. Я покинула его квартирку, унося с собой зубную щетку, и смеялась с таксистом всю дорогу, пока он вез меня домой. Вот что получаешь, когда знакомишься с парнем в онлайновом режиме. Нет, я не собиралась тратить попусту время или портить впечатление от чудесного утреннего мохито объяснениями типа «Нет, я у нее учусь. У меня тот же талант. Я просто учусь у нее. А еще она человек, которому иногда нужно чуточку внимания».

«И сколько ты, говоришь, получила за это внимание? Десять тысяч долларов добавки?» Мой коварный приятель цокал языком, но никак не мог избавиться от приклеившегося к зубу листика петрушки, с помощью которой он пытался улучшить дыхание (старания, кстати, желаемого эффекта не принесли). «Ты, моя милая, пользуешься бедной старушкой, которую сводит с ума страсть».

Одноактовые пьесы для одного актера сейчас уже не в ходу. Он носил черное и смотрел на все через телескоп горечи, слишком удалившись от реальности, чтобы видеть что-то четко и ясно. Глаза ему закрывала его собственная багрово-сливовая занавесь отчаяния. Ему бы следовало заплатить мне десять тысяч ради еще пяти свиданий. Но я отклонилась от темы…

Зои Бранденберг была гением. Она доверяла мне. И говорила, что у меня «это есть». Я держусь за нее.

Вот почему я отправилась в банк с чеком на десять миллионов долларов и еще не высохшими на пальцах чернильными пятнами после подписания секретного, на уровне ЦРУ, и подробного, в четыре дюйма толщиной, конфиденциального соглашения со звездными женихом и невестой, которые пожаловали к нам — извините, к Зои, — дабы сотворить Бракосочетание Тысячелетия. Я лично с самими знаменитостями не встречалась, хотя в прошлом не раз видела красочные сны сексуального содержания с участием жениха. Их доверенные лица привезли тот документ в запертых на замочек черных кожаных кейсах. Они даже привезли собственные ручки и сразу после завершения процедуры подписания протянули пухленькие, размером с бейсбольную перчатку-ловушку лапки, дабы получить канцелярский прибор назад. В соответствии с условиями конфиденциального соглашения, мы с Зои были единственными разработчиками всего проекта. Никакого вспомогательного персонала. Если о планах сей десятимиллионной свадебной феерии просочится хоть слово, приспешники звездной четы обещали вернуться с пластмассовыми десертными ложками и изъять у меня яйцеклетки, яичники, селезенку, почки и роговицу — без всякого морфия.

Мы назвали это операцией «Роток на замок». Никому ничего не говорить. Никому ничего не писать. Пользоваться только сотовым телефоном с кодированной линией связи. Однажды вечером, дожидаясь поезда в подземке, я подумала, что в кино меня могла бы сыграть Дженнифер Гарнер. Даже государственные секреты не охраняли так тщательно. Нам могло бы понадобиться шпионское снаряжение. Пожалуй, мне пошел бы тот черный кожаный костюмчик, в котором Джен Гарнер щеголяла на экране. И еще необходимо кодовое имя.

Обдумывая варианты последнего, я достигла наконец банка, протолкалась через тяжелые вращающиеся двери и, сама того не заметив, перешла на уверенный, от бедра, шаг супермодели (только не такой лошадиный). В голове у меня звучала музыкальная тема к фильму «Миссия невозможна». Черные волосы заплетены в тугую косу, в ушах брильянтовые сережки, на ногах черные, до колен, сапоги, на губах — свежая красная помада. Я подошла к стойке и призвала на помощь чужой голос. Низкий, с хрипотцой, сексуальный. Таким говорила бы Дженнифер Гарнер в фильме о моей жизни.