Это - Гана - [27]

— …Сколько я в армии был? Восемь лет. В западноафриканском полку. И никто не скажет, что мы плохо воевали. Я к концу войны стал сержантом. Мог бы стать и офицером, если бы не был черным. У меня несколько медалей. Я их не надеваю после демонстрации у дворца губернатора. Зачем носить английские медали? Ведь мы думали, что не зря воевали с фашистами. И вдруг в нас стреляют те, с кем в Бирме мы были рядом…

Менса вспомнил первые послевоенные годы. Тогда вернулись с фронтов солдаты, вернулись новыми людьми. За годы войны они поняли, что в бою совсем неважен цвет кожи и что черный солдат бывает ближе белому, чем белый же офицер. Солдаты узнали, что воюют с фашизмом, воюют за светлое будущее всех людей. Они узнали, что есть на земле много стран и есть одна, которую называют — Советский Союз.

Они пришли домой с полной уверенностью в близости перемен. Разве не за это они сражались? И вдруг оказалось, что англичане, сидящие в контоpax и управлениях, англичане, присылающие приказы и распоряжения из Лондона, не поняли изменений, происшедших в Африке. Ведь дело было не только в солдатах, вернувшихся с фронта. И рабочие в порту и на приисках, и крестьяне, и студенты, и учителя тоже многое поняли за последние годы.

— Какая может быть независимость? Вам до нее ра-сти и расти, — рассуждали англичане.

Как будто независимость выдается к совершеннолетию словно конфетка за хорошее поведение.

Но уже организуются первые национальные партии, первые забастовки охватывают порты и фабрики. Популярный молодой трибун Кваме Нкрума выступает с требованием независимости. Теперь уже не так просто сказать африканцам — ша! Они не слушают. Они все больше разбираются в действительном положении. Происходят совершенно непонятные английскому чиновнику вещи. Когда арестовывают Нкруму за его журналистскую деятельность, направленную на освобождение страны, мамми, базарные торговки, которым, казалось бы, плевать на политику, собирают триста фунтов стерлингов залога за арестованного.

И вот в те дни 1948 года и происходят трагические события, после которых Менса перестал носить свои медали.

— Мы собрались тогда, — говорит Менса. — все ветераны, и решили пойти к губернаторскому дворцу. Мы просили повысить нам пенсии. Мы хотели говорить не только о пенсиях, но и о свободе. Мы шли без оружия. Пришли к тому месту, где теперь стоит Арка Независимости. Там нас встретили солдаты с ружьями. Я помню того лейтенанта, который командовал ими. Его потом судили и оправдали. Лейтенант приказал стрелять. И они стреляли. И убили моего друга. Его не убили итальянцы, его не убили японцы. А англичане, с которыми рядом он прошел всю войну, убили. У него тоже были медали за защиту Англии… Мы вынесли его тело… Теперь говорят, что англичане дали нам независимость. Еще бы они не дали! Ведь мы не разучились стрелять.

Это уже история. Об этом пишут книги. И демонстрации, и о начале восстания, и о том, как были арестованы тогда все руководители освободительного движения во главе с Нкрумой. И нами это всегда воспринималось как история. Но тут мы почувствовали. что она близка и жива, что история совсем не история, а часть жизни человека, который сидит рядом с нами, за рулем.

И через несколько месяцев после расстрела демонстрации, когда прошли выборы в парламент, в первый ганский парламент, еще не имевший реальной власти, первыми депутатами его стали именно те лидеры движения, что сидели в тюрьмах. Депутатов в тюрьме держать нельзя. Тем более что один из заключенных станет премьер-министром страны. Англичане были вынуждены выпустить на свободу Нкруму и его товарищей, и те пришли на заседание парламента в тюремных колпаках. На колпаках были буквы, первые буквы слов «выпускники тюрьмы». Новые депутаты парламента гордились своим тюремным образованием.

Среди тех, кто выбрал их в парламент, среди тех, кто вступил в те дни в партию, был и ветеран Менса, который стал одним из надежнейших и вернейших членов партии.

— У нас есть вождь, — говорит он. — Настоящий вождь Африки — осаджефо — президент Нкрума. И если он скажет мне — пройди пешком отсюда до Аккры, я пройду. Я знаю — если он сказал, значит, так нужно для Ганы, для Африки.

Менса говорит спокойно, размеренно, только пальцы чуть сильнее сжали баранку. Он пройдет.

Нам опять вспомнился приезд в Аккру английской королевы. Королеву встречали вежливо, но сдержанно. Только вожди племен выбивались из сил, чтобы достойно принять «товарища по оружию». Королева разъезжала по стране в «ролс-ройсе» с подсветкой, чтобы ее лицо можно было разглядеть в любое время дня и ночи. Королеве, наверное, было жарко, она уставала, но продолжала улыбаться обаятельной королевской улыбкой.

Торжественный парад был устроен у Арки Независимости, точно на том месте, где за несколько лет до этого королевские солдаты расстреляли демонстрацию ветеранов. Интересно, знала ли она об этом? Наверно, знала. Но дипломатия превыше всего. И королева улыбалась.

Впрочем, есть предел и королевскому терпению. После посещения Ганы и других африканских стран королева отправилась домой, — хотя программа визитов не была исчерпана. В Танганьику на празднества по случаю провозглашения независимости страны принцу Филиппу пришлось отправиться в одиночестве.