Это - Гана - [13]

Лес сейчас составляет около десяти процентов экспорта Ганы. Это внушительно, но доходы от экспорта невелики, и на пути повышения их стоят всевозможные препятствия.

Гана много теряет на вывозе леса в бревнах. Но для того чтобы вывозить красное дерево в досках или фанере, надо иметь лесопилки, машины.

Большинство лесоразработок ведется мелкими ганскими промышленниками, у которых нет оборудования, чтобы распиливать громадные бревна. Комбинат, куда мы едем, — одно из немногих крупных предприятий, но он принадлежит иностранной компании и Гане от него мало проку.

Где-то в лесу, на полпути в Самребои, серое полотно дороги обрывается. Теперь пару сотен километров придется ехать по латеритной дороге. Латерит тверд, из него в некоторых странах даже строят дома. Латеритные породы выходят на поверхность во многих районах Ганы. Дороги в таких местах настолько спрессованы, что выдерживают большое движение. Но в сухое время года каждая машина стирает шинами тонкий слой, и потому над дорогой висит красная пыль. Она забирается всюду и окрашивает одежду, лица, деревья, кусты. Через несколько километров мы все, включая Энгманна, похожи на индейцев. За «оппель-капитаном» тянется длинный красный шлейф, а каждая встречная машина с таким же пыльным шлейфом погружает нас в непроглядный красный туман. Теперь мы понимаем, почему Энгманн просил не надевать белых рубашек.

Задыхаясь в пыли, со страхом ожидая, что встретится еще одна машина (а машин на дороге много), мы не заметили, как свернули на проселок. Это уже дорога лесокомбината. Через несколько метров путь преграждает полосатый шлагбаум и сторож в экзотической форме вылезает из будки, чтобы проверить наши документы. Имеем ли мы письменное приглашение?

Но у нас его нет. Нас пригласили устно через мистера Смита. Сторож, часовой лесной державы, уютно спрятавшейся на окраине страны, не имеет указания пропустить иностранцев внутрь.

— Где тут у вас телефон? — спрашивает Энгманн. Он знает, что хозяин в стране он, а не иностранные компании. Ему неудобно беспомощно стоять во вратах лесного царства.

В Гане еще много сохранилось подобных царств. И комбинат, куда мы едем, территория концессий которого более тысячи квадратных километров, и золотые и алмазные шахты, где режим еще строже, и другие концессии и разработки. Ганское правительство пока не сокращает права промышленных владык, потому что их еще некем заменить. Что ни говори, но они привозят в страну технику, дают работу ганцам и отчисляют определенную долю доходов в государственную казну. Но доходы эти трудно контролировать, и представители правительства, присылаемые в «царства», сталкиваются со множеством трудностей. Бывает, что компании начинают шантажировать правительство, угрожая закрыть предприятия. А уходя, иностранные концессионеры предпочитают действовать по принципу Передонова из романа Ф. Сологуба «Мелкий Бес». Тот Передонов, съезжая с квартиры, пригласил к себе друзей и, отпив с ними чайку, крикнул: «Плюй на стенку на зло хозяйке!.Мы скоро выедем!» Они порвали обои, заплевали стены и загадили комнату как могли.

Концессионеры готовы затопить шахты и уничтожить оборудование, лишь бы никто не мог воспользоваться. Теперь подобные действия приравнены к уголовному преступлению. Не так давно ганский парламент принял закон, по которому в случае закрытия завода или шахты владелец обязан передать их правительству в целости и сохранности.

— Ну как, можно связаться с начальством? Есть телефон? — спрашивает Энгманн.

— Нет телефона.

— Что же делать?

Страж растерян. Он думает, потом несет анкету. Энгманн заполняет ее на себя. Он ведь представитель правительства, а мы — его гости.

Пока идут все эти переговоры, брат сторожа приносит нам красные орехи масличной пальмы. Он ничего против нас не имеет, как, впрочем, и сам сторож. Ганец кричит Орлову, отошедшему на несколько шагов в сторону:

— Осторожнее! Там леопард!

— Как леопард?

Ганец доволен произведенным впечатлением.

— Вчера моя сестра была в лесу с дочкой. И дочка отбежала в сторону. И на нее прыгнул леопард. Он хотел унести ее, но мать услышала крик, прибежала, леопард испугался и исчез. Но он где-то неподалеку.

— А что с девочкой?

— Ее отвезли в больницу, на комбинат. Доктор сказал, что ничего опасного. Но зверь ее сильно ободрал.

Лес, такой солнечный и нестрашный, по-прежнему мирно шумит вокруг. Правда, мы теперь склонны улавливать в этом шуме тревожные нотки. Мы почти не встречали животных в Гане. Нам не попадались ни обезьяны, ни леопарды, ни олени, ни бегемоты. Только белки, грифы, змеи да насекомые не таились от нас.

Шлагбаум поднимается. Путь в лесное царство открыт. Та же узкая латеритная дорога, те же осыпанные красной пылью кусты по сторонам. Дорога пустынна. Лесовозы проходят по другому пути — здесь только легковые машины. Лес все глуше, и кажется, конца ему не будет. Если бы не красная пыль, можно подумать, что уже много лет, как здесь не было ни одного человека. Километров через тридцать, когда мы уже потеряли надежду добраться до цели путешествия, лес кончился. Сразу. И на широкой поляне показались корпуса комбината, коттеджи, теннисный корт и бильярд под сенью мангового дерева. Поляна изрезана асфальтовыми дорожками.