Это было на Волге - [4]

— Ты куда?

— Здесь и будем ловить, — говорю я Шульге.

— Тут рыбы нет, тоже мне нашел место! Леща не поймаешь, плотвы тем более, — авторитетно заявляет он. — Надо поискать быстринку. Вот там — рыба!

— Давай половим здесь, ведь Семен Яковлевич знает эти места.

— Скажет он тебе, дудки! Ты найди мне рыбака, чтобы место указал, — ни в жисть!

— Ну, ты это брось? Не может дед так поступить. И откуда у тебя это неверие? Место самое рыбное. Глубина, а к дереву, видно, отмель.

Но Шульга, как и вчера, стоит на своем. Его упрямство меня выводит из терпения.

— Не хочешь — не надо! Иди дальше, а я здесь буду ловить, хватит мне твоего острова!

Захватив часть удочек, Шульга уходит за мыс.

— Упрямый козел! — кричу я ему вдогонку. — Не забудь, что без рыбы нам возвращаться нельзя.

Я остаюсь один. Кругом тихо-тихо. Местами над рекой клубится туман. Свежий ветерок приятно обдает холодком. Пахнет сосной и свежескошенным сеном. Хорошо!

«Чем ловить?» — задаю я себе вопрос. Решаю: сначала заброшу закидушки, пусть стоят, авось на них что попадется, а ловить буду на удочки.

Разматываю закидушку, насаживаю на крючок червя. Кольцами собираю лесу в левую руку и сильным взмахом правой забрасываю ее под затопленное дерево. Грузило глухо хлюпает в воду и идет на дно. Конец лесы я привязываю к небольшому прутику, воткнутому у воды. Таким же путем забрасываю и вторую закидушку. Спешу, остаются еще три.

Но что это? Леса первой закидушки молниеносно натягивается, прутик летит в воду. Бросив неразмотанную снасть, я хватаю лесу. Подсекаю. Что-то сильное, большое ходит на ней.

«Тащи, тащи... Не зевай», — тороплю я сам себя. Что-то большое с трудом выходит из глубины к поверхности... И вдруг огромная серебристая рыбина с шумом выпрыгивает из воды, показывает мне хвост и, как камень, бултыхается вниз. Только большие широкие круги бегут в стороны.

От неожиданности я опускаю лесу.

Ушла!

Но рыба крепко сидит на крючке. Словно тяжелое бревно, ходит она кругами на леске. Начинаю вновь подтягивать, рыба упирается. И в это самое время вижу, как дернулась и натянулась леска второй закидушки. Что делать? Машинально хватаю конец ее и заматываю за ногу.

Через несколько минут я уже вытаскиваю первую закидушку. На берегу бьется красавец сазан. У него короткая голова и толстая, сильная, мясистая шея. Ударяю его головой о песок и, не снимая с крючка, бросаю далеко в траву.

Леса второй закидушки режет мне ногу. Тащу вторую рыбу. Она идет кругами. Такой же бросок из воды. Но теперь леску я не отпускаю: ведь у сазана острое, зубчатое, как пила, перо на плавнике, пройдет леса по нему, чик — и пополам. Не даю рыбе повернуться, тяну. Проходит минута, другая — и в траве на берегу бьется еще один сазан.

Теперь я уже не думаю ни об удочках, ни о других закидушках. Едва-едва успеваю забрасывать одну и тащить. Клюет беспрерывно, хватки следуют одна за другой. Признаюсь, я ничего подобного не видел и не переживал раньше. Двенадцать больших рыбин! С каким упорством приходилось вытаскивать их из глубины и подводить к берегу! А они отчаянно упирались, хитрили, старались оборвать лесу и нырнуть.

Так шел лов. Прошло около часу. Я — в жару, в рыбачьем экстазе.

Быстро светает. И, когда первый луч солнца ласково скользнул по воде, заискрились всеми цветами радуги росинки на траве и листьях деревьев, клев как-то сразу прекратился, словно его кто-то обрезал. Сколько я после этого ни забрасывал, ни одной поклевки не было.

Я собрал рыбу, уложил ее рядком и прикрыл сочной, душистой травой. Какая отрада для рыбачьей души: тринадцать сазанов — один в один!

Только теперь я вспомнил об удочках. Размотал и забросил их. Раза два клюнул мелкий окунишка, и на одной из удочек червя съел ерш.

Часа через два подошел Шульга. Он весело насвистывал арию Тореадора, торжественно держа на кукане двух небольших окуньков, плотичку и одного подлещика.

— Видал, — приподнимает он кукан, — вот клевало, так клевало! А у тебя как?

Я пожимаю плечами.

— Вот видишь! — самодовольно смеется он. — Говорил я тебе! Разве настоящий рыбак укажет место. Какая здесь рыба! Ну, не горюй. Попроси хорошенечко, окунька уступлю, не так совестно будет идти домой. А то засмеют, ей-богу! Эх ты, рыболов!

— Дай мне подлещика, — решаю испытать я его, — у тебя вон каких два окунища, да и плотва на кукане.

— Ну это дудки! Такую рыбину отдать! У тебя губа не дура! Ловить надо уметь!

— Не дашь?

— Не дам!

— Ну дай хоть пару окуньков.

Шульга отрицательно качает головой.

— Ну как знаешь!

Явно довольный отказом, он садится на берег и свешивает над водой длинные волосатые ноги. Как у заправского рыболова, его брюки закатаны выше колен.

Я неторопливо сматываю удочки.

— Быстрей, быстрей, — говорит он, — к подъему не успеем!

— Почему не успеем? Еще только пять часов.

— Тебе хорошо, ты налегке, — подтрунивает Шульга, — а у меня как-никак рыба, — приподнимает он кукан.

— Это как сказать. С твоей рыбой на старт выйти можно. А вот как мне быть, кто за меня рыбу понесет?

— О-хо-хо! Уморил! — хохочет Шульга. — Я бы на твоем месте и в часть не показался. Рыболов!

Ну погоди, думаю. Я наклоняюсь и сбрасываю с рыбы траву. Перед глазами ошеломленного Шульги возникает целая груда рыбы, да какой!