Это бред! Можно ли осмыслить безумие? - [7]
Истинность такой истории, разумеется, остается под вопросом. «Распад» личности могла выдумать пациентка; подобный нарратив мог быть и следствием внушения со стороны врача. Тем не менее с 1980-х годов диссоциативное расстройство идентичности стало признанным диагнозом. Надо сказать, что до 1980-х годов врачи практически не описывали подобные случаи: за все время до 1972 года было обнаружено не более двенадцати людей, страдавших диссоциативным расстройством идентичности[47], однако к середине 1980-х насчитывались уже тысячи пациентов. Такая бурная «эпидемия» вызвала в научном сообществе вопрос о причинах подобного «диагностического бума». Многие были уверены, что это расстройство существовало и ранее, но только сейчас врачи наконец-то научились правильно диагностировать это заболевание[48]. Другая позиция заключалась в том, что диагноз был попросту «изобретен» самими врачами, что повлекло за собой волну «чрезмерного диагностирования»[49]. Еще одна точка зрения состояла в том, что диссоциативное расстройство идентичности – ятрогенное, то есть вызванное самой терапией заболевание: под гипнозом терапевт внушает пациенту, что его проблемы вызваны наличием другого «я».
На данный момент, согласно официальной точке зрения, для диагностики диссоциативного расстройства идентичности необходимо наличие у человека двух и более отдельных личностей или состояний личности, каждая из которых обладает своим способом восприятия себя, реальности и особым типом мышления и получает контроль над поведением человека.
Появление этого расстройства как неотъемлемой части медицинской практики и литературы стало предпосылкой его философского осмысления. Идея множественной личности противоречит интуитивным представлениям о единой природе субъекта. Случаи диссоциативного расстройства идентичности проблематизировали идею единства личности; поэтому они представляли интерес для философов, которые занимались проблемой субъекта.
Свои теории личности, объясняющие существование диссоциативного расстройства идентичности, предлагают Стефен Брауде[50], Джениффер Радден[51], Кэтлин Уилкс[52], Оуэн Фланаган[53].
Для нас наибольший интерес представляет концепция личности, предлагаемая Деннетом и Хамфри. В этой концепции обращение к примерам диссоциативного расстройства идентичности позволяет предложить новое понимание личности. Деннет предлагает такую модель личности, для которой случаи диссоциативного расстройства идентичности оказываются ключевым примером. То есть истории пациентов позволяют в наиболее явной форме продемонстрировать то, что, с точки зрения Деннета и Хамфри, неотъемлемо присуще любой личности.
В работе «Говоря от лица нас самих» Деннет и Хамфри предпринимают попытку создать такую концепцию субъекта, которая могла бы непротиворечиво объяснить случаи диссоциативного расстройства идентичности. Существующие на тот момент модели этого расстройства представляются им неудовлетворительными: «до тех пор пока не будет продемонстрировано, что расстройство множественной личности[54] теоретически возможно, – то есть, продемонстрировано отсутствие как логического, так и научного противоречия – все дискуссии о доказательствах его существования, вероятно, будут скомпрометированы априорным недоверием»[55]. На первый взгляд основная задача Деннета и Хамфри состоит в том, чтобы создать непротиворечивую модель «множественной личности» пациентов. Но в результате своего исследования они создают весьма нетривиальную концепцию субъекта, которая имеет значение не только для патологических случаев.
Деннет и Хамфри не ставят задачи ответить на вопрос, что такое диссоциативное расстройство идентичности в действительности. Но они стремятся показать, как это расстройство возможно теоретически. Деннет считает, что способ объяснения расстройства зависит от выбора той или иной концепции «я» (self). Он противопоставляет две крайние позиции. Одна из них – это концепция «proper-self» («реализм»), наследующая представлениям о душе. Согласно этой концепции, «я» – это некая реальная сущность, «призрачный надзиратель, живущий в голове»[56]. Противоположная концепция «fictive-self» («ревизионизм») основана на идее, что «я» – это объяснительная функция. Ревизионисты полагают, что «я» – это не сущность, а «теоретическая фикция»[57], удобный объяснительный принцип. Для того чтобы описывать поведение или поток сознания, удобно представлять существование сознательного внутреннего «я». Такое «фиктивное» «я» (или такие «фиктивные» «я») не предполагают, что в действительности за описаниями «я» стоит что-то реальное.
С позиции ревизионизма, человек – это сложная система, состоящая из множества подсистем, каждая из которых выполняет определенные действия. Система функционирует слаженно и производит впечатление «целенаправленной и интегрированной»; тем не менее, в реальности работа подсистем не координируется единой инстанцией, которой, с позиции «реалистов», и должно быть «я». Деннет приводит примеры, которые служат наглядной иллюстрацией этой позиции. Например, когда мы наблюдаем работу колонии термитов, у нас может создаться впечатление, что за их деятельностью стоит некое единство, единая воля. Тем не менее мы понимаем, что термиты – это автономные живые существа, не управляемые единым сознанием. Каждый термит выполняет свой участок работы, но, благодаря групповой сплоченности, вся колония способна выполнять скоординированные действия больших масштабов. Согласно Деннету, ту же модель можно применить для описания работы человеческого сознания, отдельные подсистемы которого автономны и в этом смысле подобны термитам.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Сергей Алексашенко создавал экономическую систему новой России. Поэтому его экспертное мнение не только интересно, к нему нужно прислушиваться, анализировать, а лучше – использовать его как руководство к действию. Эта книга посвящена анализу различных аспектов экономической ситуации в новейшей России. Автор показывает читателю ясную картину того, что происходит в стране. А поскольку тексты, вошедшие в книгу, были написаны в разные годы, мы можем в реальном времени наблюдать за всеми процессами, событиями и изменениями в политико-экономической жизни, а также за изменениями позиции автора.
Кино и мода значительно влияют друг на друга с самого начала существования киноиндустрии. В книге «Мода и кино: 100 лет вместе» историк кинокостюма Анна Баштовая исследует, как фильмы создавали новые fashion-тренды, которые впоследствии становились классикой, и, напротив, модные веяния перекочевывали на киноэкраны. Розовое платье Мэрилин Монро, кожаная куртка Марлона Брандо, брюки клеш из «Лихорадки субботнего вечера», кожаное пальто из «Матрицы», брючные костюмы из «Энни Холл», «Бешеных псов» и «Джентльменов», а также многие другие знаковые кинонаряды помогают лучше понять (и ощутить на себе), насколько мода и кино плотно переплетены друг с другом. Эта книга будет полезна как художникам, дизайнерам, стилистам, режиссерам, так и всем, кто интересуется модой и кино.
Александр Никонов – известный писатель, автор знаменитых бестселлеров «Конец феминизма» и «Кризисы в истории цивилизации». Мастерски дискутируя на острые и неоднозначные темы, автор выступает в своих произведениях апологетом здравого смысла. Талантливые провокации Никонова возмущают, вызывают желание найти опровержение, оспорить, но самое главное◦– заставляют думать. «Почему мы такие, какие есть. Практическая антропология», вне сомнений, вызовет негативную реакцию у многих представителей нашего «человейника».
Александр Амзин – медиаконсультант, основатель сайта о медиа «Мы и Жо: Media and Journalism», автор учебника «Новостная интернет-журналистика», свыше 10 лет преподававший журналистику. «Интернет-журналистика. Как писать хорошие тексты, привлекать аудиторию и зарабатывать на этом» – результат многолетнего накопленного опыта. В книге всесторонне раскрываются модели строения новостей и анонсов, устройства медиатекстов, даются практические рекомендации и поднимаются вопросы этики.