Этим утром я решила перестать есть - [17]

Змея контролирует меня весь день, а я продолжаю мечтать о чудесной стране, где прогуливаюсь с тележкой по кондитерской и сметаю все в две минуты: пирожные с заварным кремом, эклеры, лимонные пирожные, безе, пирожные «опера», пирожные с клубникой, галеты, пышные пирожные с йогуртом, песочные пирожные с шоколадом, просто песочные пирожные, пирожные из слоеного теста… Наполнив тележку всеми этими чудесами, я буду есть, есть, есть. До потери пульса. Ночью в кошмарных снах я вижу себя толстой, как корова. Утром перед чашкой чая снова появляются боль и навязчивая идея подсчета калорий.

Я проглатываю ложку йогурта, и перед моими глазами, словно в игровом автомате, скачут цифры таблицы калорий: 50 калорий в йогурте, диетическая содовая вода — 0,3 калории на 100 мл.

С каждым взмахом расчески я плачу от боли, слышу, как шуршат соломой мои волосы, вижу, как они падают осенними листьями. Я использую уже не щетку, а расческу с редкими большими зубьями, чтобы уменьшить свои страдания и чтобы волосы не так сильно вылезали. Змея усмехается. «Если ты снова начнешь есть, волосы у тебя не вырастут, как весенняя травка. У тебя просто растолстеют ляжки, и вырастет живот…» Моя грудь и мои волосы умерли. Во мне не осталось ничего женственного, я не мальчик, не девочка, так, существо неопределенного пола.

Однажды в воскресенье моя трехлетняя сестренка подбежала ко мне и плача крепко обняла.

— Когда ты умрешь, я все равно буду любить тебя.

Мои родители тоже заплакали, а я поняла, что малышка трех лет не должна говорить такие фразы. Это испугало меня. Но я опять отогнала сомнения.

— Не расстраивайся, я не умру. Нет ничего страшного, ты же знаешь что-то ведь я ем, я не умру, моя дорогая.

Я живу в своем мире, в своем коконе. Я не считаюсь ни с кем, даже с самой собой.

У меня болят кости, волосы, зубы, которые ужасно шатаются от воспаления десен. Я даже не могу укусить яблоко. И я придумываю новую формулу компенсации, такую же странную, как голодная диета. Получать две тысячи калорий в день при помощи зонда плюс нормальная еда — мне кажется это глупым. Я думаю: «Вместо того, чтобы заглатывать две тысячи калорий из мешков, я лучше доставлю себе удовольствие, съев плитку шоколада, например того, что спрятан в моей комнате с Пасхи».

Я тайком забываю мешок или куда-нибудь опустошаю его и съедаю вместо этого плитку шоколада. По крайней мере, я наслаждаюсь. Но проблема заключается в том, что, проглотив плитку шоколада, я тут же съедаю еще две, а на следующий день у меня начинаются боли в печени.

И в конце концов я пускаюсь во все тяжкие. Это уже не приступ боли в печени, это пищевое безумие.

Я одна дома. Июль. Полдень. Мама на работе, папы нет, сестра Кло пошла гулять в парк Астерикс, маленькая Жанна у тети. Я хозяйка в доме. Я начинаю с замороженной паэльи, после секундного сомнения продолжаю большим йогуртом в 150 мл, потом проглатываю макси-каппучино с молочным шоколадом и хрустящей карамелью в сопровождении двух кексиков «мадлен». Я чувствую, что теряю контроль над ситуацией, я не могу остановиться. Я буквально объедаюсь — пирожные «черные головы», шоколадные пирожные «роше», пирожные «бастонь» и все, что попадает мне под руку, типа еще каких-то шоколадных пирожных. До тех пор пока я не почувствую перенасыщения. Я пропала, Жюстин перешла границу, отделяющую ограничительную анорексию от анорексии компульсивной. Я слишком долго была лишена слишком многого. Гастунэ охранял меня от этих припадков, но вот уже две недели, как змея снова контролирует положение. У меня скачет настроение, меня преследуют навязчивые идеи, меня надолго охватывает чувство вины, в эти периоды я ощущаю себя настолько никчемной, что смертельно себя ненавижу. Мои родители делают, что могут, без них, руководимая не оставляющей мое сознание змеей, я давно бы погибла. Змея нашла новый способ вредить мне: «Давай, ешь, глотай, объедайся до умопомрачения! Что хорошего в этих питательных мешках, там нет ни шоколада, ни сахара, ни пирожных…»

На каникулы мы уезжаем на юг, и змея вспоминает про мороженое. После обеда я говорю родителям:

— Я спокойно посижу с мешком в номере, не хочу торчать на пляже с насосом.

И бегу в город покупать рожки с четырьмя шариками мороженого, рогалики, все, что нахожу сладкого, все, в чем нет ни витаминов, ни протеинов, ни минеральных солей. Короче, прямую противоположность тому, что находится в мешках. Я возвращаюсь на пляж к семье с огромным животом. Мама спрашивает:

— У тебя такой огромный живот, ты что сделала?

— Да это от мешка у меня живот надувается.

Мама не верит мне, но молчит, догадываясь, что у меня начался цикл нарушения режима питания. В больнице это называется НРП.[1]

Для того чтобы удовлетворить свою манию, я трачу все сбережения. В период анорексии я применяла по отношению к деньгам, которые не тратила, формулу: «Анорексия во всем». И у меня скопилось целых двести пятьдесят или триста евро. Я спускаю все во время каникул. Каждый день я иду в город и объедаюсь сластями. Особенно мороженым. Вначале просто идея, образ еды пронизывал мое сознание. В теле ничего не происходило, я всего лишь думала о том, что ничего другого я сделать не могу. Я сижу одна с трубкой в носу в уголке пляжа, дефилировать в купальнике я не собираюсь, да и в волны прыгать перед всеми не стану. Мне скучно. Что делать? Пойду поищу чего-нибудь вкусненького. К тому же, во мне нарастает протест против принудительного питания. Я не гусь, я «им» докажу, что ем то, что хочу.