Эти странные итальянцы - [2]
Иностранцев, особенно богатых, итальянцы жалуют. Австрийцы, швейцарцы и тем более немцы восхищаются итальянским климатом, культурой, пляжами и образом жизни. Италия для них – традиционное место отдыха, ведь еще во времена Римской империи варвары нередко пересекали Альпы, чтобы выпустить пар. Жители Апеннин терпели их веками и с удовольствием принимают теперь. Во всяком случае, в Италию ежегодно наезжают спустить заработанные на Севере деньги шесть миллионов туристов.
Правда, французов здесь недолюбливают: уж больно спесивы. Итальянцам кажется, будто потомки древних галлов свысока глядят на заальпийских соседей, что последних безмерно раздражает. Но самым непростительным грехом французов является то, что они заполонили рынок своим посредственным вином, которое ни один итальянец в здравом уме пить не станет.
Взаимоотношения англичан и итальянцев гораздо более сложны и напоминают притяжение полюсов. Англичанам нравятся резкие запахи, шумы, краски, страсти и хаос Италии, а итальянцев прельщают английское спокойствие и порядок.
Итальянцы понимают, что за границей жизнь налажена лучше, зато иностранцы многим обделены, ведь у них нет такого солнца, таких красот, и одеваются они кое-как, и едят, и пьют черт-те что, чем и объясняется многовековая и, пожалуй, чрезмерная тяга иностранцев к «bel paese» – этой чудесной стране.
Череда иноземных вторжений (варвары, галлы, норманны, испанцы, арабы, австрийцы, немцы), от которых итальянцам далеко не сразу удавалось освободиться (порой это занимало несколько веков), внушила им священный ужас перед всяким нашествием. Его итальянцы готовы терпеть только за соответствующую плату. Недаром римская пословица гласит: «Franza о Spagna, purche se magna» («Хоть испанцы, хоть французы – дали б только жрать от пуза»).
Итальянцы по природе очень любознательны и проявляют огромный интерес к чужим варварским обычаям. Они любят читать и слушать рассказы о жизни других народов и часто ездят в отпуск за границу, дабы лишний раз удостовериться в том, что им уже известно: их собственная страна – лучшая в мире, поскольку в ней есть все необходимое для жизни: солнце, вино, еда и футбол.
В глубине души итальянцы свято убеждены в том, что, хотя есть более преуспевающие страны, чем Италия, по существу, все люди на свете такие же ленивые, беспечные и порочные, как они, только у других хватает ума это скрывать.
Иностранная иммиграция – явление в Италии сравнительно недавнее. Традиционно слово «иммигрант» итальянцы применяли к переселившимся в их места жителям других частей Италии. Но начиная с 80-х годов в Италию понаехало много албанцев, выходцев из Восточной Европы, Сенегала и стран Магриба. Отношение итальянцев к народам Южной Европы и Северной Африки представляет собой смесь сочувствия и презрения. Итальянцам импонирует цвет их кожи, а особенно то, что чужаки берутся за черную работу, которую иначе им пришлось бы делать самим. Они солидарны с той идеей, что выражена в получившем «Оскара» итальянском фильме «Средиземноморье»: все живущие на его берегах «una faccia, una razza» («на одно лицо и одной породы»). Но они обижаются, если кто-то осмелится уподобить их бедным иммигрантам вроде албанцев или африканцев, которые на светофорах предлагают им помыть стекла у машины; итальянцам совсем не по нраву, когда оскверняют их светлый образ.
Итальянцы считают себя страстными и обаятельными: такой имидж они пытаются создать себе в глазах иностранцев.
Они сознают, что жить в Италии – привилегия, и никоим образом не желают признать Италию европейской Золушкой. Отказ некоторых государств вступить в Европейское сообщество их озадачивает: сами они давно и охотно проторили официальную тропу в Брюссель.
С невольным мазохизмом итальянцы сокрушенно кивают, если им вздумают попенять на их недостатки. И недаром: они и сами знают, что «gli altri italiani» («прочие итальянцы») не удовлетворяют высокому критерию надежности, принятому в западном мире.
Но никакую критику они не принимают настолько всерьез, чтобы перевоспитаться. Итальянцы не чувствуют потребности менять свои привычки, отчасти потому, что считают это делом безнадежным, отчасти потому, что их устраивает периодическая девальвация лиры, когда туристы с туго набитыми бумажниками на всех парах мчатся в «bel paese». Коль скоро иностранцам приятно, или, по крайней мере, не противно их общество, значит, все не так уж плохо.
Итальянцы часто упрощают свои внутренние разногласия путем прямолинейного разделения Севера и Юга.
Северянин взирает на южанина как на неотесанного мужлана, полуараба, который мирится с мафией и живет на деньги, выделенные трудолюбивым Севером. Южанин взирает на северянина как на немытого мужлана, полуавстрияка-полуфранцуза, которому по чистой случайности довелось родиться в богатейшей части страны и который бездумно тратит деньги, в поте лица заработанные южанами, что трудятся на его фабриках и землях.
Хотя оба портрета несколько утрированы, они отражают мнение многих итальянцев; не случайно Северная Лига (политическая партия, выступающая за федерализм, недалеко ушедший от сепаратизма) оказывает серьезное влияние на итальянскую политику.
Обзорная работа одного из крупнейших отечественных востоковедов и религиоведов Леонида Васильева посвящена средневековому Востоку. На относительно небольшом пространстве текста изложена — кратко, но емко — история доисламского Ближнего Востока и сасанидского Ирана, Арабского халифата и Османской империи, государств на территории Индии и империи Великих Моголов, раннесредневекового Китая и китайской конфуцианской империи, Кореи и Японии, стран Индокитая и островного мира Юго-Восточной Азии. Определив гранями восточного Средневековья первые века нашей эры и середину XIX века и охватив гигантскую территорию, автор тем не менее сумел создать цельную картину, связанную воедино взаимовлияниями и разнообразными контактами азиатских народов.
Крупнейший американский историк Нельсон Дибвойз по крупицам, основываясь на свидетельствах античных авторов, данных археологии и нумизматики, воссоздал историю одной из величайших империй древности — Парфянского царства. В лучшую пору своего существования Парфия вбирала в себя территории современных Ирана, Ирака, Афганистана, Пакистана и Туркменистана и соперничала с другой великой империей — Римской. Весной 53 года до н. э. парфяне в битве при Каррах нанесли жестокое поражение римской армии Марка Лициния Красса и к 40 году до н. э.
В 2021 году исполняется 280 лет с той поры, когда русская экспедиция под руководством Витуса Беринга и Алексея Чирикова положила начало освоению Аляски, которая до 1867 года носила название Русской Америки. В этой книге представлено шесть биографических очерков о тех, кто оставил значительный след в истории этого региона: «Росского Колумба» Григория Шелихова, первого правителя русских колоний Александра Баранова, основателя поселения Росс в Калифорнии Ивана Кускова, автора проекта присоединения Калифорнии к России Дмитрия Завалишина, «апостола Аляски и Сибири» святителя Иннокентия (Вениаминова), исследователя и путешественника Лаврентия Загоскина.
В книге рассказывается о различных фактах из истории общения народов, о роли географических открытий, технических изобретений в развитии цивилизации.
Автор прожила несколько лет в Непале и рассказывает о своих впечатлениях об этой малоизвестной стране. Описываются крупные города, различные достопримечательности, своеобразная природа, обычаи и праздники непальцев.
В книге рассказывается о путешествии польского писателя Яна Юзефа Щепанского на грузовом судне «Ойцов» по странам Ближнего Востока. Это путевой дневник, по которому читатель знакомится со всем, что открывается взгляду автора, начиная от встреч в кают-компании и на корабельной палубе и кончая его впечатлениями о портах, где корабль бросает якорь. Джидда, Порт-Судан, Басра, Кувейт, Карачи, Абадан — все эти уголки земли, о которых читатель не всегда имеет ясное представление, показаны Щепанским конкретно и зримо, со всеми их внутренними и внешними противоречиями.
Если вы надеетесь встретить в Австралии человека с нормальным поведением, похороните свои надежды. Вспомните в каком окружении они живут. Само географическое положение этой страны ненормальное. Дело не в дешевом утверждении, что она подвешена вверх ногами. А в происхождении большинства населения. Практически все живут вне своей родной климатической зоны. Деревья тут ненормальные, они сбрасывают не листья, а кору. И все вечнозеленые. Даже птицы здесь ненормальные. Страус эму, который красуется на гербе, не летает. Кукабурра не поет, а хохочет.
Какими они видят себя Как ни странно, израильтяне желают видеть себе подобных как можно реже. Когда они путешествуют за рубежом, стремление избежать встречи со своими соотечественниками становится прямо каким-то новым национальным видом спорта. У израильтянина есть способность учуять соотечественника в толпе зрителей, глазеющих на съемки фильма на улицах Лос-Анджелеса. Он его видит и немедленно преисполняется к нему неприязнью, а когда тот, другой, замечает его огненный взгляд (а он его точно заметит), неприязнь становится взаимной.
Польский характер ковался в горниле геополитики. Польские границы настолько изменчивы, что ходит слух, будто учителям приплачивают за часы, потраченные на изучение вопросы, сколько же все-таки стран граничит с Польшей и сколько рек находится на ее территории. Этим же легко объясняется факт, почему за рубежами Польши поляков больше, чем в ее пределах. Многих попросту забыли и бросили, передвигая границы. Многих смыло за борт волнами мятежей и войн и выкинуло на чужие берега, где попало. Путешествуя по планете, натыкаешься на поляка буквально, на каждом шагу.
Японцы называют свою страну «Ниппон» или «Нихон», что в переводе дословно означает «Начало Солнца». Японские мифы говорят, что прародительницей японцев и Японии была богиня Солнца – это, собственно, и объясняет название. На Западе прижилось другое имя – Япония – от китайского чтения иероглифов «Начало Солнца». Ведь Запад впервые узнал о Японии через Китай после путешествия Марко Поло. 7000 Японских островов вкупе составляют территорию, равную двум третям Франции, чуть больше Германии и точно такую же, как американский штат Монтана.