Эти разные, разные лица - [2]

Завидую читателю, который откроет эту книгу впервые.

Андрей Шемякин, киновед

Глава 1 ВЫЧИСЛИТЬ ПУТЬ ЗВЕЗДЫ...

Слово «кинозвезда» вошло в нашу речь сравнительно недавно. Теперь мы называем так всех подряд, и достойных и недостойных. Если актер успешно снялся в телесериале и о нем написал популярный глянцевый журнал – считай, родилась новая звезда.

В советском кино были кумиры, и было их совсем немного. Их судьбы сложились по-разному, поэтому сегодня далеко не каждый сможет назвать всех тех, кого боготворили зрители 60—70, а то и 80 лет назад.

В первой главе этой книги представлены четыре человека, которых именно в те годы называли кумирами. Со временем их звездный свет потускнел, но роли не забылись и не потеряли значимости в истории отечественного кинематографа.

Валентина Токарская была самой яркой актрисой довоенной Москвы, героиней протазановской комедии «Марионетки». Она блистала на сцене мюзик-холла и разъезжала в собственном авто. Фашистский плен и сталинские лагеря поломали всю ее жизнь.

Андрей Файт – один из немногих актеров, сумевших преодолеть барьер звукового кино и поработать с самыми великими советскими кинорежиссерами. Его знали все, но власти не дали ему ничего – Файт играл исключительно отрицательных героев.

Евгения Мельникова тоже начинала в немом кино, но славу ей принесли первые же роли в звуковых фильмах: в «Летчиках» она сыграла Галю Быстрову, а в «Цирке» – боевую Раечку. Поклонников у актрисы было не меньше, чем у Любови Орловой. Перед Мельниковой встал выбор – либо семья, либо карьера. Она выбрала семью.

Петр Репнин, любимый ученик и помощник Мейерхольда, был кумиром 20-х. Он не только снимался, но и снимал сам и даже писал киносценарии. Роль Мули в «Подкидыше» стала его последним успехом. Удача отвернулась от него, но преподнесла самый приятный сюрприз всей жизни...

Валентина Токарская Неувядаемая

В Московском академическом театре сатиры идет спектакль-концерт «Молчи, грусть, молчи!». На сцене – Александр Ширвиндт. Он объявляет: «Тридцатые годы. На этих подмостках существует Московский государственный мюзик-холл. Очаровательное, неповторимое, обаятельное время. Свидетельница этого периода жизни нашей сцены – актриса нашего театра Валентина Георгиевна Токарская. Мы так всуе произносим иногда имена, фамилии, а возникает целая легенда – Валентина Токарская, героиня знаменитой протазановской кинокомедии „Марионетки“... Валентина Токарская – звезда Московского мюзик-холла тридцатых годов...»

На сцену в сопровождении самого пластичного актера театра сатиры Юрия Васильева выходит ОНА, и каждый зритель, сидящий в зале в тот момент, верит, что перед ним – настоящая Звезда, настоящая Примадонна тех далеких лет. Сколько в ней женственности! Сколько кокетства! Сколько величия!

Пока на дворе – 1990 год. Валентину Токарскую уже почти никто не помнит, и еще почти никто не знает, как бы парадоксально это не звучало. Новый виток ее славы впереди.

За этой женщиной стоит история отечественного театра, история Москвы. В 30-е годы Токарская была популярнейшей актрисой столицы, ее считали самой красивой и чуть ли не самой богатой женщиной города. У нее был собственный автомобиль, толпы поклонников, она выступала с джазовыми оркестрами на различных сценах, по всей Москве были развешаны афиши кинокомедии «Марионетки» с портретом именно Токарской, несмотря на участие в фильме Кторова, Мартинсона, Климова, Радина, Жарова.

Мюзик-холл, Театр сатиры, война, фронтовая бригада, плен, следом – репрессия, возвращение домой лишь в 53-м. Снова – Театр сатиры. И вот она перед нами. Элегантная, грациозная, уставшая от жизни.

– Между прочим, скоро будет семьдесят два года, как я на сцене. Почему-то все это пропускают мимо ушей, не понимая, что это за цифра, – начинает наш первый разговор Токарская.

– Валентина Георгиевна, а с чего началась ваша творческая жизнь?

– Она началась с того, что меня мама родила и не стала кормить грудью. И мне наняли кормилицу, у которой было очень хорошее молоко, какого сейчас не делают. Поэтому я так долго живу.

– Это было уже начало творческой жизни?

– Именно творческой! – Смеется.

– Вы коренная москвичка?

– Нет. Родилась я в Одессе. Мой папа был актером, он возил нас из города в город. Училась я в Киеве в Фундуклеевской гимназии, основанной императрицей Марией Федоровной. Она к нам иногда приезжала, и я запомнила ее лицо, красивое, но «неживое» – оно было все покрыто специальной эмалью, из-за чего императрица даже улыбнуться не могла. А я на балах читала «Не образумлюсь, виноват...» в семилетнем возрасте. Нас выводили на встречу с ней в рекриационный зал, правда, не всех. Только тех, кто по блату. Я как раз была блатной, так как не хотела и не любила учиться и со мной занималась сестра нашей классной дамы. А классная дама сама отбирала учениц, которые пойдут приветствовать царицу, – каждой отводилось место, где кто будет стоять, делать реверанс, и я благодаря ее сестре всегда была среди избранных.

– А ваша мама работала?

– Нет, она никогда не работала, поэтому мне пришлось с тринадцати лет зарабатывать. Я в балетной школе училась, и впервые вышла на сцену в балетной массовочке в опере. Где-то сзади, как бы у воды, я выбегала, пробегала через сцену, но ужасно волновалась. Мне казалось, что весь зал смотрит только на меня. А потом я уже стала солисткой балета и танцевала в кино, чтобы заработать какие-то деньги. Была гражданская война, и надо было просто питаться. В Киеве мы меняли вещи, потому что их было много, а денег мы не хранили. Ездили в деревню, ведь в то время деревня была богатой и там брали все, вплоть до рояля. Мы сдавали вещи и взамен получали муку, сало, пшено. Сейчас меня спрашивают: «Вот вы долго живете, а приходилось ли вам переживать такое голодное время, как сейчас, в начале 90-х?» Я говорю: «Приходилось переживать чуть-чуть похуже». Потому что тогда был настоящий голод, когда сосало под ложечкой. Второй раз мне выпало такое же испытание во время войны, когда я попала в плен.