Эти гениальные птицы - [59]

И ВСЕ ЖЕ БОГАТСТВО и точность подражательных песен пересмешника — это настоящее чудо. Песня пересмешника может включать до 20 имитаций звуков и песен в минуту — поползней, зимородков, виргинского красного кардинала, пустельги и даже пронзительный голодный писк «сиип-сиип» птенцов своего же вида. Многоголосый пересмешник из дендрария Арнольда в Бостоне умел имитировать 39 птичьих песен, 50 других птичьих звуков, а также кваканье лягушек и стрекот сверчков. Зачастую место обитания этой птицы можно определить по его песням: они настолько уникальны, что доля одинаковых песенных паттернов у особей в пределах одной популяции может не превышать 10 %. Описывая подражательное мастерство пересмешника, известный орнитолог Эдвард Хоуи Форбуш отбросил всякую научную объективность и прославлял эту птицу как «певчего короля», способного затмить «целый пернатый хор». Неудивительно, что индейцы Южной Каролины называли его Ченконтлатолли — «четырестаязыким». Если это и преувеличение, то совсем небольшое. Пересмешники в среднем имитируют около 200 песен разных видов. Мой знакомый орнитолог Дэн Бикер заметил, что к концу весны различить чужие мотивы в песне пересмешника становится гораздо проще, чем в начале. «В начале сезона они поют слишком надрывно и сумбурно, — говорит он. — Но постепенно, по мере того как они слушают окружающие звуки, практикуются и совершенствуют свое исполнение, вы начинаете четко различать — вот песня тауи, вот коленца синицы, вот шум грузовика, вот звонок телефона».

НО ЗАЧЕМ этому существу уделять столько времени и сил подражанию голосам других живых видов и даже совершенно случайным звукам, остается загадкой. Например, траурные дронго используют звукоподражание с вполне конкретной воровской целью. Но как насчет пересмешника? Гипотеза с изящным названием «Красавчик Жест» предполагает, что самцы перелетают с места на место и имитируют песни разных видов, чтобы создать у потенциальных конкурентов впечатление, будто эта территория уже заселена множеством территориальных самцов. Эта гипотеза получила название в честь главного героя одноименного голливудского фильма, где Красавчик Жест (в исполнении Гэри Купера) в одиночку защищает форт от атаки арабов, прислонив своих раненых и мертвых товарищей к парапету и перебежками стреляя с разных стен, чтобы атакующие подумали, будто форт хорошо защищен.

Некоторые считают, что вокальное подражательство у птиц ближе к мимикрии Бейтса — так называют форму внешнего сходства, когда один съедобный вид имитирует несъедобный (например, безвредные виды, такие как жук или муха, имитируют цвет и узор пчелы, чтобы предупредить будущих хищников: «Съешь меня — ужалю»). Австралийские вороны-свистуны подражают звукам гнездовых мародеров, таких как лающая иглоногая сова и кукушечья иглоногая сова, — вероятно, чтобы запутать сов с определением добычи. Но это не объясняет, почему вороны-свистуны имитируют множество других звуков. Еще одна гипотеза гласит, что пересмешники расширяют свой певческий репертуар, чтобы угодить дамам. Кто знает? Но каковы бы ни были истинные причины, этот талант не становится менее удивительным.

ЕЩЕ В 350 Г. ДО Н. Э. Аристотель заметил, что пение птиц — не врожденный дар. «Если птиц в раннем возрасте удалить от родителей, так что они не будут слышать их песен, а только пение других птиц, они будут петь иначе, чем их сородичи». Дарвин также знал, что у птиц есть певческий инстинкт, как у нас — речевой, но они разучивают свои песни так же, как мы учимся говорить. Он считал, что птицы, как и люди, передают свои песни из поколения в поколение, формируя региональные диалекты. Однако в 1920-х гг. распространилась идея (вероятно, под влиянием Б. Ф. Скиннера[33], считавшего, что многие модели поведения, даже приобретаемые, детерминированы от рождения), что пересмешники рождаются с уже готовым песенным репертуаром. Как писал орнитолог Джон Пол Вишер в журнале Wilson Bulletin: «Пересмешник не подражает песням сознательно, но воспроизводит с превосходным мастерством те многообразные мелодии, которые заложены в его памяти от рождения».

Чтобы разобраться в этой дилемме — природа против воспитания, — орнитолог Амелия Ласки в конце 1930-х гг. решила собственноручно вырастить пересмешника. Она была увлеченным натуралистом из разряда тех, которые, как выразился один писатель, «могут днями напролет не сводить глаз с птичьего гнезда». Одним августовским утром она отправилась в парк в пяти милях от дома, украла из гнезда птенца-пересмешника и взяла его к себе на воспитание. Птенцу по имени Хани было девять дней от роду. Как и президентский любимец Дик, Хани вырос в умную, самоуверенную птицу и прожил 15 лет. Он начал демонстрировать певческий голос, когда ему исполнилось всего четыре недели. «В течение десяти минут он пел с закрытым клювом — издавал какие-то неразборчивые пощелкивания и посвисты, попытки подражания голосам других птиц пока отсутствовали, — написала Ласки. — Затем, постепенно, он начал очень тихо, почти „шепотом“, напевать свои собственные песни — смесь птенцового писка и щебетания, при этом очень изысканные, мягкие, притягательные и невероятно нежные в своих каденциях».