Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс - [126]

Если взять область моих собственных научных штудий, то здесь целые моря чернил были пролиты в спорах по довольно заурядному вопросу – так называемой «проблеме вагонетки». Представьте себе неуправляемую вагонетку, несущуюся на огромной скорости на пятерых рабочих. Вы можете либо ничего не делать, либо спасти рабочих, поставив на пути вагонетки еще одного человека (чтобы она сбила только его одного, а не пятерых). Что вы выберете? Большинство из нас считает неправильным толкнуть на рельсы одного человека ради спасения пятерых. Этот мысленный эксперимент очень популярен, поскольку он описывает чрезвычайно большой эффект, а его объяснение при этом совсем не очевидно. Однако после многолетних исследований, проведенных во множестве лабораторий, ученые пришли к согласию о том, что этот эффект не имеет единственного объяснения. В сущности, мы способны узнать намного больше при изучении эффектов меньшего размера, имеющих единственный результат и единственную причину.

Это вполне естественно – возносить хвалы исследованиям, которые позволяют нам обнаруживать большие эффекты, и теориям, пытающимся их объяснить. И эти хвалы часто совершенно оправданы – не в последнюю очередь потому, что в мире и в самом деле существуют масштабные проблемы, требующие достаточно смелых научных решений. Однако наука может продвигаться вперед лишь с той скоростью, с которой формулируются лучшие из ее объяснений. И часто самые элегантные из них вырастают из эффектов, имеющих весьма скромные пропорции.

Наука – это только «большая» наука Сэмюел Арбесман

Специалист по прикладной математике; старший научный сотрудник по вопросам исследований и политики фонда Юинга и Мэрион Кауфман; автор книги The Half-Life of Facts («Период полураспада фактов»).

Много столетий назад, когда наука была еще молодой, вклад в научное знание можно было сделать при помощи простого эксперимента. Вы могли быть любителем или «ученым джентльменом» – и все равно открывать нечто фундаментально новое о мире вокруг нас.

Однако за последние несколько десятилетий наука стала намного более масштабным делом. Сегодняшняя Большая наука требует больших команд ученых, совместно работающих над открытиями, во множестве областей – от наук о жизни до физики высокой энергии. А для этого нужно немало денег. Эпоха ученых-одиночек, занимающихся наукой в небольшом масштабе, судя по всему, закончилась.

В самом деле, бозон Хиггса был открыт вовсе не с помощью какого-нибудь самодельного аппарата, собранного на коленке в гараже. Для того чтобы обнаружить эту частицу, понадобились гигантское высокотехнологичное сооружение и усилия тысяч ученых.

Но можно ли все же говорить о том, что «наука малых дел» умерла? Хотя в настоящее время в Большой науке преобладает командная работа, «малая» наука – область крошечных бюджетов, изящных экспериментов, иногда даже предмет хобби – вовсе не перестала полностью функционировать. Причем она вовсе не обязательно выглядит как противостояние одинокого изгоя и научного истеблишмента; часто подобными исследованиями занимаются сразу несколько ученых, не получивших достаточного финансирования. И им удается выживать даже в современную эру Большой науки. К примеру, несколько лет назад аспирант-палеонтолог очистил динозавров от подозрений в каннибализме, и это открытие началось с очень простого наблюдения – внимательного изучения окаменелости, украшавшей стену станции метро рядом с Музеем естественной истории в Нью-Йорке. Или давайте вспомним группу ученых, задавшихся вопросом, сколько способов завязать галстук в принципе возможны, – и результаты этой работы были опубликованы в журнале Nature! То есть заниматься «малой» наукой вполне можно и сегодня.

Приведенные примеры могут показаться совершенно пустяковыми, однако небольшая наука вполне способна оказывать большое влияние. Питер Митчелл получал в 1978 году Нобелевскую премию по химии за работу, которую он провел в своем собственном небольшом частном исследовательском институте с помощью горстки сотрудников. Финансовую поддержку этому институту оказывала в том числе и семья Митчелла – что делает его самого в определенном смысле современным эквивалентом классического «ученого джентльмена». Еще одна Нобелевская премия была получена за исследование пациентов, у которых были нарушены связи между полушариями мозга, что привело к совершенно новым теориям функционирования мозга. Часть этой работы состояла из экспериментов, настолько простых (и при этом чрезвычайно остроумных), что на сайте Нобелевской премии была даже размещена игра, имитирующая эти эксперименты, и вы легко можете повторить их в домашних условиях.

По-прежнему вполне возможны и научные занятия, не требующие особых финансовых вливаний. Несколько десятилетий назад Стэнли Милгрэм сформулировал знаменитую теорию «шести рукопожатий», не используя практически никаких инструментов, кроме обычных почтовых открыток. И хотя наука с тех пор стала гораздо более масштабной, заниматься серьезными исследованиями при наличии совсем небольших ресурсов в каком-то смысле даже легче. Благодаря прогрессу вычислительных технологий и беспрецедентной доступности информации (не говоря уже о принципиальном упрощении процесса поиска данных в интернете) любой ученый может в наши дни заниматься большой наукой, используя простые и недорогие механизмы.