Эстония. Кровавый след нацизма: 1941-1944 годы. Сборник архивных документов - [46]

В другой раз за то, что я самовольно присел отдохнуть во время работы, меня заставили носить шпалы длиною 4 м и толщиною в 30 см. Когда я пытался поднять одну такую шпалу, я упал под ее тяжестью. Но немцы мне приказали лечь снова на землю и заставили других военнопленных взвалить эту же шпалу на мою спину. Я должен был в наказание за то, что упал, подняться теперь с земли со шпалой на спине. Но так как поднять шпалу я не имел сил, то немцы приказали мне перетаскивать эти шпалы волоком. Так я работал, таская эти шпалы в течение 8 часов без отдыха.

Однако к избиению военнопленных немцы привлекают и русских военнопленных, служащих у них полицейскими, переводчиками, продавшихся немцам за хорошее питание. Они занимались тем, что производили разводы военнопленных на различные работы, вечерние поверки, построение, обыски и т. д. Полицейские и переводчики не работали, а питания получали столько, сколько им было угодно. За малейшую провинность они избивали нас. Избивали за то, что мы становились при разводах на работу в ту группу, которая могла получить на этой работе дополнительно поллитра супа-баланды. Это обычно проходило так: полицейский строил всех, а затем из строя выбирал 20–30 чел. на работу. Те, кто хотел попасть в эту группу и пристраивался к ней, оцеплялись полицейскими и избивались дубинками. При этом они кричали: «Разойдитесь!» Но так как все были слабые и бегать не могли, то полицейские снова ловили всех, сгоняли в кучу и все сразу набрасывались с дубинками на этих военнопленных. Перед началом избиения они говорили военнопленным: «Вы служили в армии, вас учили бегать. Что же вы забыли? Мы вас научим!» И так били до тех пор, пока им это самим не надоедало. В мае 1942 года полицейские меня избили резиновыми дубинками до потери сознания за то, что я выменял у эстонки 1 кг хлеба за поллитра бензина. Один полицейский по имени Павел, имени другого полицейского не знаю, ударами палок сбили меня с ног, затем облили водой и подняли на ноги. Избивая, они говорили: «Тебе должно хватать того хлеба, который ты получаешь. Больше пленному не положено есть». Я снова упал. Тогда они начали бить меня ногами. Кто-то из них ударил меня ногой в лицо и разбил нос до крови. После этого они выбросили меня из канцелярии, где избивали. Придя в сознание, я пошел в казарму.

Переводчики из русских военнопленных выполняют работу по учету распределения военнопленных на различные работы, при выдаче супа ведут учет, кто получил, и отрезают талончики из хлебных карточек. Они вместе с полицейскими проводят поверку военнопленных. В лагере был переводчик по фамилии МУХАММЕД, который мог лишить дневного пайка супа и хлеба за то, что его спрашивали: «Почему сегодня хлеба дают меньше?» За такой вопрос он отбирал хлебную карточку, запрещал выдавать суп, а пленного передавал полицейским, которые били резиновыми дубинками.

В феврале 1942 г. этот переводчик и полицейские избили до крови моего товарища ПОТЕМКИНА, уроженца Ленинградской обл., за то, что он имел у себя несколько немецких марок, на которые хотел купить хлеба. Когда он пришел в казарму и разделся – я увидел на его спине полосы разорванной кожи и кровоподтеки на лице. ПОТЕМКИН говорил мне, что его били вначале дубинками, а затем плетью, обмотанной тонкой проволокой, от ударов которой у него лопалась кожа.

Были и русские врачи из военнопленных. Они хотя и не издевались над нами, но грубили нам и смеялись над нами. При температуре 39 градусов они признавали нас здоровыми и отправляли на работу. В санчасть если и принимали, то только тех, которые уже не могли ходить. Медицинской помощи не оказывали. От них мы слышим одни и те же слова...

Многие из этих предателей ушли на службу в немецкую армию или РОА. Мне известно, что полицейский по имени Валентин (украинец) поступил служить в немецкую армию в январе 1942 г. Когда в мае 1942 г. был набор в школу шпионажа – 10 чел. полицейских добровольно пошли в эту школу. Среди них был лагерный БЕЛОВ Николай.

Отношение эстонского населения гор. Таллин к военнопленным. В гор. Таллин многие эстонцы говорят по-русски. С некоторыми из них мне приходилось иногда разговаривать. Когда я спросил одного эстонца, работавшего в топографическом институте: «За что вы нас считаете своими врагами? Почему вы смеетесь над нами?» Он ответил мне: «Вы, русские, в 1940 г. забрали у нашего населения продукты – хлеб, молоко, скот, а жен наших раздели до нижних сорочек и одели своих жен. Вы угнали в Сибирь 60 000 эстонцев. До сих пор мы ничего не знаем о их судьбе». При этом он добавил, что эстонцы будут воевать до последнего человека, но большевиков не пустят.

Когда нас вели на работу или с работы, проходившие мимо нас эстонцы и эстонки смеялись над нами и кричали нам вслед: «Вот она идет – кипучая, могучая, никем непобедимая Москва».

На работах охраняли нас солдаты-эстонцы пожилого возраста. Они запрещали отдыхать нам, избивали прикладами винтовок за то, что мы не вовремя производили работу. Работая в гавани на погрузке угля с 40 другими военнопленными, я помню издевательства одного эстонца-солдата из охраны: мы не успели нагрузить 4 вагона угля к 6 часам вечера. Эстонец, который охранял нас, задерживался поэтому вместе с нами. Чтобы ускорить погрузку, он через каждые полчаса выстраивал нас лицом к вагону и каждого бил в спину прикладом винтовки. Некоторые падали от этих ударов, а он говорил: «Быстрее надо работать, поняли?» Эстонец этот 3 раза нас строил и 3 раза каждого бил прикладом в спину.