Эстеты из Кукановки - [70]

— Мое мнение, что личные контакты лучше, чем самая толстая поваренная книга. Там все так непонятно… Вы мне казались в этой области достаточно искушенным человеком. Ваша внешность…

Я постаралась перевести разговор на морковные котлетки и, повесив трубку, горестно вздохнула:

— Эх, елки-палки, а мальчишку-то жаль. Надо бы наведаться туда. Как говорит эта Кавалерия Карловна, личные контакты…

В общем, теткино сердце не вытерпело. Пошла проведать, и, если надо, защитить маленького беззащитного Аркашку.

…Они гуляли в скверике. Далеко разносился скрипучий голос Калерии:

— Аркаша, старайтесь идти со мной в ногу. И используйте ваш носовой платок по назначению. А какое у него назначение?

Аркашка с боязливым видом прошептал что-то. Калерия благосклонно кивнула головой:

— Правильно. А точнее — ликвидировать последствия течи из носа…

Мы поздоровались, и я вручила Аркашке купленную по дороге шоколадку.

— Аркаша, дайте сюда, я спрячу шоколад в сумочку. Это вам будет на завтра. Сегодня вы уже ели десерт. Что вы ели? Скажите тете: три абрикоса.

— Тли абликоса, — прошептал Аркашка.

— Я вам уже говорила, — скрипела дальше Калерия, — неумеренное употребление какого бы то ни было пищевого продукта ведет к расстройству пищеварительного тракта, желудка, всех внутренних органов, а также способствует ожирению. Вы поняли?

— Поняли, — шепнул Аркашка.

— Всякое излишество вредно, — продолжала Калерия, — но излишнее употребление сладостей ведет к кариесу зубов и…

— Как его здоровье? — бестактно спросила я.

— Удовлетворительно. Гм… Иногда он проявляет: излишнюю моторность. Например, бегал за голубем. Хотел сорвать ромашку.

— Я нечаянно хотел, — потупив глаза, тихонько сказал мой племянник.

Боже мой! Что с ним сталось? Такой робкий, такой запуганный и жалкий… Куда делся непоседливый, громкоголосый «Сюркуф — гроза морей», как мы прозвали его, когда ему было всего три года!

Меня иногда озаряет.

— Калерия Карловна, — сказала я жизнерадостно, — я к вам с добрыми вестями. У меня, знаете, обвалился потолок, протечка от верхних соседей.

Она подняла брови:

— Не понимаю, почему это должно служить для меня радостным известием. Я вам рекомендую принять срочные меры к производству ремонта.

— Ремонт уже начался, — подхватила я, — а пока переселюсь к вам. Помогу возиться с парнишкой.

— Не возражаю, — милостиво сказала Калерия, — мы с вами поделим сферы влияния. Вы будете готовить еду, а я полностью отдамся его духовному воспитанию и повышению его культуры.

…Я жила у Кульковых вплоть до их приезда. Но с мальчишкой мы еще долго мучились. Он как бы закоченел. Уже потом, когда Калерия ушла насовсем, он начал понемногу оттаивать. Но долго еще он выдавал нам разные мудреные обороты речи. Лишь когда он, после долгого перерыва, разбил мячом люстру — я облегченно вздохнула: мальчишка пришел в норму.

А потом к нам пришла бабушка Тася. Няня.

Но о ней — особо.

Глава II

К нам пришла старушка. Уютная, мягонькая. В ситцевом платочке горошком и с тонким серебряным колечком на сухоньком пальце. От нее пахло ванилью и липовым медом. Она еще с порога спросила:

— А где тут оно? И кто оно: девочка, али парнишка?

Узнав, что Аркашка — это Аркашка, она заулыбалась:

— Вот и славночко. Во молодец какой! А ну, покажь ноги! Славные ноги. А плечи? А повернись-ка спиной, малец!

Она ощупывала и мяла Аркашку, будто собиралась жарить из него шашлык. Потом выпустила и сказала:

— Ладно. Вы, папа-мама, ехайте куда вам надо. Все будет путем. Все будет кругло, говорю. Главное — малый хорош. Крепенький, как грибок. С него будет толк.

Но тем не менее Кульковы, памятуя о «предыдущем ораторе», все же попросили меня приглядывать хотя бы изредка за уютной старушкой. Мало ли что… Оставили мне ключи от квартиры, чтобы я могла нагрянуть врасплох.

Я и нагрянула как-то вечером. Тихо открыла дверь передней и еще с порога услышала голос старушки:

— Ах, ты, разбойник! Ты что же это делаешь? А? Да разве можно так драться? Разве я этому тебя учила? Ах, непутевый какой! Ты же сейчас мог беды наделать, человека покалечить…

«Интересно, с кем это дерется Аркашка?» — подумала я, и шагнула в комнату. Но ничего ужасного я не увидела. Ко мне, как и всегда, ринулся мой племяш, живой и невредимый. Кроме него в комнате была только бабушка Тася. Она сидела перед телевизором и тоже не дралась.

— Что тут у вас? — спросила я. — Балует малец?

— Куды там балует! — с явным неудовольствием сказала старушка. — Такой сонный парнишка, прямо телепень. Ничем его не расшевелишь. Дремлет на ходу.

Я уходила с неразрешенным вопросом: на кого сердилась бабушка Тася? Кого честила разбойником и непутевым? И я решила все же докопаться — в чем тут дело?

В такой же тихий вечер я снова тихонько подошла к знакомым дверям. И снова бесшумно вошла в квартиру. И снова услышала непонятное:

— Вот безобразник! Ты что это человека за рукав хватаешь? Не положено хватать. За это тебя сейчас накажут… Ну, скажи, вроде он первый раз шайбу увидел!

Я вошла. Бабушка Тася и Аркашка сидели у телевизора и смотрели хоккей. Старушка была так увлечена, что не слышала моих шагов. Что касается Аркашки, то он не дремал, как телепень, а смотрел на экран во все глаза и даже повизгивал от удовольствия. А нянька комментировала игру с редким знанием дела: