Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия - [20]

Шрифт
Интервал


Аплакофоры


Дамы у аплакофоров наделены ротовым панцирем, и тот ощутимо затрудняет поцелуи. Этот хрящеватый щит, снабженный шипами и соединенный непарными мускулами с малым резцом, приподнимается, только когда женщина хочет есть. Отсюда и общепринятая практика — приходить к своей милочке с пакетом пирожных, чтобы ей, падкой на эклер в шоколаде, хотя бы заглянуть в рот. Мало кто этим удовлетворяется. И возвращается домой с чудовищно распухшими от шипов на стремительно опущенном щите губами. Благоразумные удерживают его открытым, пользуясь чайной ложечкой, и благодаря этому могут без помех осилить «дивное на взгляд» отверстие.


Средостенные


В самом раннем возрасте связывают пуповину девочки с пуповиной мальчика. Они так и живут парами, вполне, сдается, слаженными. В то время как девочка посвящает себя питанию четы, мальчику хватает скачивать по своим каналам хилус, выделяемый тонкой кишкой его половины. Подобное разделение труда привело мужчин к грезам, поэзии, мистике (они поклоняются богине-матери, опирающейся на три нога), девушек — к выращиванию продовольственных культур, к разведению куриных. И все же именно девушки задают паре ее жизненный ритм, подчас спокойный, подчас трепетный. Но всегда направленный на захват потребительских благ.


Скапофодия


До чего красивая страна, покрытая нежными, сладостными бугорками такой высоты, что слюнки текут. У женщин с каждой стороны лица на месте, вместо щек находится грудь, находятся груди. Кокетки, они щеголяют емкими шляпками-ушанками, которые надевают на манер бюстгальтера и застегивают под подбородком.

Мужчины не курят. Им случается, правда, не прерывая разговора, как бы рассеянно затянуться грудью своей соседки. Никто не видит в этом ничего зазорного. Неразговорчивы, впрочем, почти всегда с грудью во рту.


Неритоны


Со средоточия их пола — речь о прекрасном — свисает самая настоящая борода и доходит до середины голени. Серьезный гандикап против них, готовых к любодеянию, только если их поймать на бегу, сулящий преследователю удобный захват: тот сует руку им между ног и за нее, за бороду, хватается, опрокидывая трепещущую добычу, так что та уже не способна оказать ни малейшего сопротивления. Гон все равно может продолжаться часами: они скачут с камня на камень, как козочки.

Из этих бород неритоны, лысые как колено, делают себе парики, весьма густые, ибо они ретивые охотники. По обычаю один подносится нареченной в день помолвки, что не может не произвести на нее самое благоприятное впечатление.

Неритонки наделены к тому же шероховатым языком, радулой, в который внедрено множество крохотных зубов, им они нежно шлифуют вас на протяжении слишком коротких часов.


Передневерхнежаберные


Женщины наделены совершенно независимым детородным аппаратом, каковой обычно носят на голове. В форме летом мягкого, зимой слегка оскорлупленного яйца; питается оно через канал, напрямую подводящий к тазу дамы. Они держатся за это яйцо, как за зеницу ока. И иногда кладут на край стола, чтоб его оплодотворил самец. Тот проникает в него с такими уморительными предосторожностями, что трудно удержаться от смеха. Тогда как она дожидается, пока все кончится, возложив руки на яйцо, словно на причастие. Осталось поместить его обратно на голову, поудобнее уложить на прическу в виде подушечки, и отправиться по своим делам.

Передневерхнежаберные не большие психологи, но, наделенные острым глазом, оценивают женщину по яйцу.


У аскатов


Аскат, вокруг да около кругленький, в форме яичка, коим и полон на три четверти, живет от силы две недели. Без пищеварительной системы, он довольствуется тем, что украдкой разгуливает по полям, при малейшем шуме зарываясь в землю.

За ним безжалостно охотится аскатина. Наложив на него лапу, тащит домой. И им наслаждается (не менее восьмидесяти раз). После чего опустошенный аскат падает рядом со своей напарницей. Умирает от иссушения.

Следует отметить, что некоторые аскатины упрощают свою задачу, занимаясь любовью с собственными новорожденными, которых воспроизводят в ускоренном темпе. Раз в две недели.


В Эолидии


Эолидийки передвигаются при помощи реактивного движителя. В самом низу таза у них расположен газовый компрессор, заканчивающийся сифонной горловиной, позволяющей им совершать пятиметровые скачки. Более мелкие самцы, голова которых поворачивается на 220 градусов, скачут заметно ближе. Нет ничего забавнее зрелища эолидийца, преследующего эолидийку. В конце концов он садится и ожидает дальнейшего развития событий. И те не заставляют себя ждать. Эолидийка, продвигаясь по-прежнему скачками, приближается к нему, но вынуждена сделать несколько попыток, пока не попадет в точку. (Добавим, что внутреннее сгорание подлежащих выведению из организма отходов целиком преобразует их в ветры.)


Маркалы


Голову маркала венчают двенадцать рук, образующих венчик вокруг его рта, тонко выделанного, но предохраняемого заостренным, с преострыми краями клювом. Руки кончаются кистями, и в каждой ладони по глазу. Постоянно разрываясь между желанием видеть и желанием схватить, маркал редко пользуется руками, разве что для того, чтобы собрать плоды с нежной кожицей. (Сжимаясь, ладонь образует предохраняющие глаз складки.) Стоит сжать чуть сильнее, и глаз лопается, хлюпая, как перезрелая рябина.


Рекомендуем почитать
Добро пожаловать в Москву, детка!

Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.


Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Безумие Дэниела О'Холигена

Роман «Безумие Дэниела О'Холигена» впервые знакомит русскоязычную аудиторию с творчеством австралийского писателя Питера Уэйра. Гротеск на грани абсурда увлекает читателя в особый, одновременно завораживающий и отталкивающий, мир.