Эстер Уотерс - [128]

— Ох, и худо же ей будет завтра поутру, — сказал Джорнеймен.

— Ну, как это ты позволил ей так напиться, — попеняла Эстер Чарльзу, возвратившись в зал. Эстер была так расстроена, что из уважения к ее чувствам все перестали смеяться над Сарой. А Эстер понимала, что с Сарой что-то стряслось. Недаром она так напилась, что-то ее мучит. Уильям был того же мнения. Верно, случилась какая-то беда. Когда они поднимались к себе в спальню, Эстер сказала:

— А всему виной — игра на скачках. Кругом одно разорение. Дома, мебель — все идет с молотка, и ты за это в ответе.

— С ума можно сойти, когда ты так говоришь, Эстер. Народ все равно будет играть, и ты не можешь этому помешать. Я хоть работаю честно, и люди спокойны за свои денежки. А ты говоришь, будто это моя вина, что они распродают имущество с молотка.

Эстер молчала. Когда они поднялись на площадку, она сказала:

— Надо пойти поглядеть, как там Сара.

Наклонившись над спящей, она осторожно потрясла ее за плечо.

— Сара! — Ей с трудом удалось заставить ее очнуться.

— Где я? Что со мной… Убери свечу, мне режет глаза… О господи, голова разламывается. — Сара повалилась на подушку, и Эстер показалось, что она снова сейчас уснет. Но Сара открыла глаза, приподнялась на локте и спросила:

— Где я?.. Это ты, Эстер?

— Понятно, я. А ты что — ничего не помнишь?

— Нет. Помню только, что лошадь не выиграла скачку, а больше ничего не помню… Я, верно, напилась? Больно уж мне погано. Как с похмелья.

— Да, лошадь не выиграла, и тогда ты хватила лишнего. Глупо так падать духом.

— Падать духом! Ну, напилась! Ну, и что? Мне теперь крышка.

— Ты много проиграла?

— Не в том дело, что проиграла, а в том, что взяла одну вещь… Я дала Биллу блюдо, чтобы заложить в ломбарде. Теперь все пропало. Хозяин с хозяйкой возвращаются домой завтра… Ладно, не хочу об этом… Я для того и напилась, чтобы не думать.

— Ох, Сара, беда-то какая! Я и не знала, что так скверно. Ну-ка, расскажи мне все.

— Не хочу я об этом думать. Скоро придут и заберут меня. И вообще я сейчас ничего не помню. Господи, как у меня пересохло в глотке… Дай мне попить… Да не ищи ты стакана, я попью из кувшина.

Она жадно глотала воду и, казалось, стала понемногу приходить в себя. Эстер заставила ее поподробнее рассказать про заложенное блюдо.

— Ты же знаешь, что я твой друг. Лучше расскажи мне все, как есть. Я хочу помочь тебе выпутаться из беды.

— Никто теперь не может мне помочь. Крышка мне теперь. Пускай приходят и забирают, я и слова не скажу, пойду, и все.

— Сколько стоит это блюдо? Да не реви ты так, — сказала Эстер, достала платок и принялась утирать Саре слезы. — Сколько оно стоит? Может, я уговорю Уильяма дать мне денег, чтобы его выкупить.

— Не старайся помочь мне, Эстер… ни к чему. Я не хочу об этом говорить, не то сойду с ума.

— Скажи одно: сколько ты получила под залог?

— Тридцать фунтов.

Эстер стоило немалого труда раздеть Сару, на которую время от времени находило оцепенение. Наконец Сара сделала над собой усилие, и ей удалось освободиться от одежды. Когда Эстер вошла в спальню, Уильям уже спал, и она потрясла его за плечо.

— Все это куда хуже, чем я думала! — воскликнула Эстер. — Послушай, что я тебе расскажу.

— О чем ты? — спросил Уильям, открывая глаза.

— Она заложила блюдо за тридцать фунтов, чтобы поставить на лошадь.

— На какую лошадь?

— На Бена Джонсона.

— Он был уже возле кустов, когда его подвели сухожилия — брок подвел. Не случись этого, я бы остался без гроша в кармане. Все, кого ни возьми, ставили на него… Так, значит, она заложила блюдо, чтобы поставить на Бена. Она не сама до этого додумалась, кто-то ее подучил.

— Ну да, Билл Ивенс!

— Ясно! Этот негодяй подбил ее. А я думал, что у них все кончено. Она же обещала, что ни словом с ним больше не обмолвится.

— Она совсем от него без ума и ничего не смогла с собой поделать. Так ведь, знаешь, бывает.

— А сколько они получили за это блюдо?

— Тридцать фунтов.

Уильям протяжно свистнул. Потом сел в постели и сказал:

— Саре нельзя у нас оставаться. Если выплывет, как она раздобыла эти деньги, чтобы поставить на лошадь, нас по головке не погладят. Мы и так уже на подозрении. Этот парень из Армии спасения — твой бывший жених, он и так старается раздоказать, что у нас тут ведется игра.

— Сара утром уйдет. Но, по-моему, тебе надо одолжить ей денег, чтобы она выкупила блюдо.

— Что? Тридцать фунтов?

— Я знаю, это большие деньги, а все-таки, мне кажется, ты можешь ее выручить. Тебе же на этот раз очень повезло.

— Да, повезло, но ты забыла, сколько я потерял летом. И вот в кои-то веки мне повезло наконец.

— Все равно, по-моему, ты можешь это сделать.

Эстер стояла, наклонившись над постелью, поставив одно колено на край кровати. Уильям глядел на нее и думал, что лучшей женщины, чем она, нет на свете. Он сказал:

— Тридцать фунтов или полпенса — для меня все едино, если это нужно тебе, Эстер.

— Я ведь никогда не была транжиркой, верно? — сказала Эстер, забираясь под одеяло; она обняла Уильяма. — Я никогда еще не просила у тебя денег. Сара мой друг… И твой тоже. Мы знаем ее столько лет. Не можем же мы сидеть сложа руки, Билл, и смотреть, как ее потащат в тюрьму.