Есть о чем вспомнить - [18]

— Любовницу защищаешь? — завопила она, кидаясь на Федора.

Федор вышел из терпения:

— Заткнись, Улька, а то врежу, нарвешься!

Дальше началось невообразимое. Улька кричала, чтоб он забирал свои шмутки и уходил к этой телке.

— Прекрати! — разозлился Федор и ухватил разбушевавшуюся жену за руки.

Улька вывернулась и укусила его за палец.

— Ах ты… бешеная! — Федор не сдержался и несильно двинул Ульку тяжелым кулаком.

— Мама! — заорала та не своим голосом.

Федор плюнул, переоделся и вышел из дома. «Вот жизнь! — раздраженно думал он, шагая по улице. — Того и гляди сюрприз преподнесет эта сумасшедшая… Семь лет прожили, а она как была дурой, так и осталась. Не Мишка с Сережкой, так давно бы на край света сбежал. Завтра надо сыновей от тещи привезти, а то она еще и от безделья дурью мается».

На лавке у своего дома сидел Аким Чуднов, совхозный сторож.

— Куда расшагался? Садись, покурим, — пригласил он.

Федор сел, и в самом деле, идти было некуда. Покурили.

— Чего смурной такой? — спросил Аким.

— Да так…

— С Улькой, поди, поцапались.

Федор махнул рукой.

— А чего тут гадать? Раз на ночь глядя из дома бежишь, значит, с бабой поскандалил… Сколько девок в деревне хороших было, нет, тебе надо было на этой занозе жениться! С Веркой Хомутинничихой кружился, вот и брал ба ее. Она ядреная, Верка-то… Правда, крученая стала, холера, как в годы вошла: юбку длинную наденет, смех один прям! А так ничего, спокойная баба, не чета твоей горластой. Покрутит-покрутит, покудова молодая, да перестанет, а твою до седых волос не успокоить… Она же у тебя малость того, — рассуждал Аким, попыхивая папиросой.

— В каком это смысле? — обиделся Федор.

— В таком. Позавчера на агронома кидалась, как бешеная овчарка.

— Ну, ты полегче с кличками-то… За дело она его, пусть не матерится при женщинах, — заступился за жену Федор.

— Могла бы покультурнее лаяться, — возразил Аким. — А то за один матюк чуть глаза Гаврилычу не вытащила. Он теперя ее за версту будет оббегать… Побил бы ты ее как следует, чтоб поутихла.

— Побил уже сегодня, — нехотя ответил Федор.

— Рази так бьют? Гладют только, — сплюнул Аким. — Они от такого битья еще нахальнее становются. В профсоюз бегут доносить. Баба нонче грамотная пошла… Таких бабенок кнутом надо учить. Моя тоже по молодости кого-то из себя гнуть начала, а теперь как шелковая…

— Неловко бить-то… Женщина все-таки…

— А неловко, дык и майся с ей, — быстро согласился Аким. — Она у тебя в неделю-то по три раза бызит…

— А тебе-то чего? — рассердился Федор и поднялся с лавки. — Тоже мне, советчик нашелся.

— Тогда не ходи и не жалься.

— А я тебе и не жалился.

Федор пошел домой. Раздражение с Ульки перенеслось на Акима. «Советчик тоже мне… Любители совать нос в чужие семьи… Еще указывает, на ком мне надо было жениться…»

Дружил Федор Сироткин до армии с Верой Хомутинниковой. Красивая она была… Проводила в армию, обещала ждать честь по чести, а перед демобилизацией парни написали, что Верка с Володькой, своим будущим мужем, загуляла. Защемило у него сердце от такого известия. Ну, думал, приеду домой, много шуму будет. Приехал, в первый же день в клуб пошел. Увидел. Верка с Володькой танцевала: красивая, в голубом платье, вся так и горит синим пламенем. Горит, а не греет. Смотрел он, смотрел на нее, ребята-друзья уж было держать его приготовились, а ему расхотелось драться. Тут и подскочила Улька. «Пошли, солдатик, попрыгаем?!» Пошел, потоптался маленько, Ульку разглядел, ничего себе мордашка. Вроде раньше видел в деревне, бегала.

Пошел после танцев ее провожать, а по дороге про свою неудавшуюся любовь и рассказал. И про обиду про свою, и про горечь измены, в общем, все рассказал, как есть.

— У-у-у, как у тебя все! — Улька таращила на него круглые глаза и качала головой. — Нет, у меня любовь не такая будет!

— Какая же? — усмехнулся Федор.

— Если бы мне мой возлюбленный изменил, я б его… убила, — выпалила Улька.

Месяца через два они поженились. В самый разгар свадьбы Улька тихонько вывела Федора из-за стола и утащила в степь. Был теплый майский вечер. Пахло вспаханной землей. Улька смотрела на темное бугристое поле горящими зелеными глазами.

— Федь, можно я побегаю? — попросила она.

— Ну побегай, — пожал он плечами.

Улька подняла подол длинного свадебного платья, на ходу сбросила туфли и помчалась по перепаханному полю, высоко закидывая коленки. Мелькали ее крепкие стройные ноги, развевалась белая фата над черной весенней землей.

— Я люблю тебя, поле! — кричала Улька звонким детским голосом. — Я люблю тебя, Феденька!

В тот момент и не засеянная еще земля, и небо багровое от заката, и мчавшаяся по полю белая Улька — все для Федора слилось воедино…

«Советчики», — пробурчал Федор, отгоняя воспоминания. Когда он зашел во двор, Улька поливала в огороде и весело пела какую-то песню. На веревке сушилась его рабочая одежда. Он усмехнулся: ненормальная, ей-богу!

Спать лег на полу, на веранде. Долго лежал, курил, прислушиваясь к Улькиной песне.

Улька закончила поливать и вошла в дом. Федор смотрел на звезды и размышлял: пойти к жене или не стоит рисковать?

— Федь! — послышалось в темноте.