Если завтра не наступит - [63]

– Хочешь сказать, что ты не знакома с Бондарем? – нажал Тутахашвили, следуя профессиональной привычке не верить никому и никогда.

– Бондарь? – хмыкнула Тамара. – Спросили бы меня лучше о Джеймсе Бонде. О нем я и то знаю больше.

– Джеймс Бонд, ха! Именно так его и называют.

– Кто?

– Наши американские друзья, – ответил Тутахашвили, на лице которого проступила гримаса неудовольствия.

– У меня нет друзей среди американцев, – отрезала Тамара. – Нет и быть не может. После того, что они сотворили с моей родиной…

– А как ты относишься к русским?

– По-разному.

Овладевшая собой Тамара посмотрела на свои ногти, один из которых надломился во время критического момента. Ну и бог с ним. Главное, что она сама не сломалась, не выдала ни себя, ни Женю.

– Правильно делаешь, что не отпираешься, – произнес Тутахашвили елейным тоном, плохо вяжущимся с ледяным выражением его глаз. – Я умею ценить искренность и никогда не наказываю людей за правду. Оступившихся, но раскаявшихся следует прощать.

– Мне не в чем раскаиваться, – сердито сказала Тамара.

– Хочется верить. С кем ты общалась вчера вечером в редакции?

– Я должна перечислить всех?

– Нет, – усмехнулся Тутахашвили. – Меня интересует только тот человек, который приходил в редакцию вчера вечером. Кто он? О чем вы беседовали?

Прекрасно понимая, что отпираться бесполезно, Тамара пожала плечами:

– Так, о всякой ерунде. Это был мужчина лет тридцати. Он представился московским журналистом, но своего имени не назвал.

– Странно. Почему же ты не спросила?

– Мне не до того было. В газете сейчас настоящий аврал, сами знаете. – Тамара не удержалась от ядовитого сарказма: – Гоги вас наверняка проинформировал.

– Как и о визите анонимного журналиста, – подтвердил кивком Тутахашвили. – Странная история. Насколько я помню, ты придерживаешься высоких моральных принципов, и вдруг запросто общаешься с незнакомым мужчиной, который даже не пожелал представиться.

– А если он мне понравился? – вызывающе прищурилась Тамара. – Если он в моем вкусе? В компетенцию жандармерии входит слежка за моим моральным обликом?

– В компетенцию моего ведомства входит все, буквально все, – напыжился Тутахашвили. – Что касается журналиста, то он действительно видный мужчина. Между прочим, описание его внешности полностью совпадает с портретом Евгения Бондаря, о котором я тебе говорил. Как ты объяснишь это?

«Хороший вопрос, – мрачно подумала Тамара. – Как я могу объяснить это? Да никак не могу, потому что не имею права. Хорошо еще, что Женя отшиб память нашему редакционному хорьку Гоги, не то беседа с полковником проходила бы не в лимузине, а в жандармерии, где выкручиваться и юлить значительно сложнее».

– В общем, так, – медленно произнесла она, изображая внутреннее колебание. – Вижу, что вы все равно от меня не отвяжетесь, поэтому скажу правду. Мужчина, о котором идет речь, встретил меня на улице, когда я шла на работу. Назвался он Андреем, а не Женей, фамилию я, естественно, не спросила.

– Естественно, – ухмыльнулся Тутахашвили. – Но не для вдовы, недавно схоронившей мужа и дочь.

– Я устала быть одна, – глухо сказала Тамара, переплетя пальцы столь замысловатым образом, что разъединить их стало задачей достаточно сложной. – Андрей мне понравился. Он спросил, где я работаю, и я ему сказала. Вечером он заявился в редакцию, но мое отношение к нему изменилось.

– Почему?

– Он был пьян. Говорил пошлости. Короче, я ему отказала.

– А мне? – спросил Тутахашвили, не убирая улыбки, змеящейся на его губах. Тамара инстинктивно отстранилась, чувствуя себя так, словно ее заперли в клетке с удавом. Сытый и даже вроде бы благодушный, он не переставал быть опасным и беспощадным.

– Мне ты тоже откажешь? – резвился Тутахашвили, наслаждаясь беспомощностью жертвы, забившейся в угол.

– Да! – выкрикнула Тамара в его приблизившееся лицо. – Да, да!

– Только без истерик. Я не собираюсь тебя насиловать, глупая. Ты сама попросишься ко мне в постель.

– Не дождешься!

– Как знать, как знать. – Улыбка сползла с лица Тутахашвили, сменившись равнодушным, почти сонным выражением. – Но сейчас речь не об этом, – произнес он. – Пока что… – эти слова были подчеркнуты особо, – пока что у меня к тебе чисто деловое предложение.

– Я слушаю, – сказала Тамара, продолжая прижиматься к дверце «ЗИЛа».

– Хочешь заработать тысячу долларов?

– Допустим. Но если это…

– За профессиональные, а не за сексуальные услуги, – перебил Тамару Тутахашвили. – Я хочу заказать тебе статью. Так, даже не статью, а статеечку.

– Новый некролог? – предположила она.

– Нет, речь идет о живом человеке… Пока живом, – многозначительно уточнил Тутахашвили.

Молоточки вновь ожили в Тамариной голове, но на сей раз они были развернуты к вискам острыми концами, причиняя не только неудобство, но и боль.

– Не понимаю. – Собственный голос показался ей чужим и незнакомым.

– Все очень просто. Я снабжу тебя необходимыми материалами… – Запустив руку куда-то под сиденье, Тутахашвили извлек прозрачную папку со страницами текста. – А ты придашь им соответствующий вид. Нужно, чтобы газета отреагировала на происки Кремля в самом сердце Грузии. С твоим редактором вопрос согласован. Иди и работай.