Если завтра не наступит - [32]

Побагровевший от усердия Гоги приготовился вновь наполнить легкие кислородом, но не тут-то было. Колено Бондаря уперлось ему в солнечное сплетение, выдавливая остатки воздуха. Его левая рука нырнула под отвисшую челюсть Гоги, отыскивая сонную артерию. Раскрытая правая ладонь обрушилась на переносицу. Сознание, ненадолго пробудившееся в Гоги, снова померкло. Словно фильм оборвался на середине. И это принесло облегчение. Уж очень страшное получалось кино. Лучше ничего не видеть и не слышать.

26

Тамара, которой было велено засечь четыре минуты, почти не сомневалась в том, что вернуть к жизни Гоги больше не удастся.

– Что ты наделал? – тоскливо спросила она, глядя на мужчину, так стремительно и неожиданно ворвавшегося в ее жизнь, чтобы разом изменить ее – изменить решительно и бесповоротно.

Мужчина, назвавшийся Евгением Бондарем, вел себя так, будто имел на это право. Он распоряжался Тамарой как своей собственностью… и она не стала бы утверждать, что ей это не нравится. Однако теперь он перешел все границы.

– Ты его убил, – прошептала Тамара. – Ты убил человека.

– Забавно, – усмехнулся Бондарь, оставшийся сидеть возле бесчувственного тела. – Был хорек, стал человек.

– Ничего смешного не вижу.

– Я тоже. Сколько прошло времени?

– Чуть больше минуты, – ответила Тамара, поражаясь тому, что до сих пор не впала в истерику или не грохнулась в обморок рядом с несчастным Гоги.

– Главное, не прозевать момент, – деловито произнес Бондарь. – Если переборщить, то в мозгу подопытного произойдут необратимые изменения. Так что следи за часами.

– Я слежу, но я…

– Не переживай. Хорек не только выживет, но и будет продолжать шнырять вокруг тебя с прежним проворством. – Бондарь сунул в рот сигарету, которую так и не решился закурить. – Обычный шок, неизбежный при стирании памяти.

– Он хоть имя-то свое сумеет вспомнить? – жалобно спросила Тамара.

– Запросто. У человека существует что-то вроде оперативной памяти, которую можно обнулить. На основной программе это никак не отразится.

– Две с половиной минуты, – объявила Тамара, после чего не удержалась от укоризненного замечания: – Ты относишься к людям, как к компьютерам!

– К некоторым даже хуже, – безмятежно откликнулся Бондарь, – значительно хуже.

– Две минуты пятьдесят секунд… А если то, что ты называешь программой, даст сбой?

– Исключено. Пострадает только оперативка. Разные виды памяти управляются разными системами молекулярных механизмов. – Бондарь перебросил сигарету из одного угла рта в другой. – Они автономны. Благодаря этому человека можно превратить в зомби, а можно лишь вырвать из действительности на короткий отрезок времени.

– Осталось сорок пять секунд, – доложила нервно сглотнувшая Тамара. – Не знаю, как насчет Гоги, а меня ты из действительности вырвал.

– Иногда потрясения полезны.

– Мне и без тебя хватает потрясений! Тридцать секунд…

– Ну а со мной ты тем более не соскучишься. – Бондарь склонился над пленником, рывком оторвал его от пола и потащил к двери, распорядившись на ходу: – Открой.

– Что дальше? – спросила поспешившая на подмогу Тамара. – Пятнадцать секунд…

Бондарь прижал Гоги к стене коридора и повернул голову:

– Не отходи. Как только хорек начнет подавать признаки жизни, сменишь меня. Скажешь ему, что случайно ударила его дверью, когда выходила.

– Восемь секунд! – Тамарин голос завибрировал от напряжения.

– Наори на него и вели убираться подобру-поздорову, – отдал последние распоряжения Бондарь, занося открытую ладонь. – О том, кто его оглушил на самом деле, хорек уже понятия не имеет.

– Время, Женя!

Хлобысть! Хлобысть! Хлобысть!

Голова Гоги закачалась из стороны в сторону, переваливаясь с плеча на плечо от серии звонких оплеух.

– А! – бессмысленно произнес он, силясь поднять свинцовые веки.

Предоставив Тамаре возиться с ним дальше, Бондарь отступил в кабинет. Наконец-то у него появилась возможность закурить, и он сделал это с удовольствием хорошо потрудившегося человека.

Обмениваясь информацией и взглядами

27

Возвратившаяся Тамара была настолько растерянной, что не обратила внимания на сизую пелену, призрачно витающую в кабинете.

– Представь себе, – сказала она, – Гоги действительно ничего не понял. Соврал, что обронил возле моей двери мелочь, а когда я на него прикрикнула, принялся лебезить и оправдываться. Он ничего не помнит. Видел бы ты его глаза! Как у очнувшегося после наркоза.

– Глаза Гоги меня абсолютно не волнуют, – признался Бондарь, пользуясь моментом, чтобы прикурить под шумок новую сигарету. – Он ушел?

– Какой там ушел! – махнула рукой Тамара. – Убежал вприпрыжку.

– Тогда никто больше не помешает нашей беседе.

– Ты опять будешь задавать вопросы о Гванидзе?

– А ты по-прежнему будешь отмалчиваться? – перешел в наступление Бондарь. – Я ведь открыл свои карты. Теперь твоя очередь.

– Справедливо, – признала Тамара. – Что ж, я расскажу тебе все, что мне известно, но вряд ли это тебе поможет. Я могу лишь догадываться о том, что происходит.

– Догадки на десерт. Сначала факты.

Тамара приняла свою излюбленную позу с заведенными за спину руками и заговорила:

– Черкнуть заметку заставил меня Сосо Тутахашвили, шеф тайной полиции Тбилиси. Мы называем его Черным Полковником. Это чудовище, каких еще свет не видывал.