Если верить Хэрриоту… - [85]

Речь идет о цыплятах. Маленькие желтые комочки, только-только вылупившиеся из яиц, или голенастые подростки наполовину в перьях, или молоденькие курочки и петушки — лишь бы это была домашняя птица, и лишь бы она зазевалась, становясь легкой добычей.

Булька охотилась на цыплят виртуозно, ухитряясь утаскивать их даже из-под топорщившей перья и грозно кудахтавшей наседки. Обычно в этом ей помогали сыновья — Фибул и Филька. Они производили отвлекающий маневр, заставляя наседку кидаться в погоню, а в это время Булька наносила удар. Слышался отчаянный писк. Курица стремительно разворачивалась, и три собаки мчались под защиту родного дома.

Как правило, истерзанного цыпленка быстро удавалось извлечь из зубов фокстерьерши, но спасти ему жизнь уже было невозможно. Соседи негодовали, но собаке и ее хозяину от этого было мало толку. Чтобы сначала воспитать, а потом и сохранить в своих псах охотничью злость, он иногда нарочно науськивал их на кошек и прочую живность.

Как всегда бывает, у этого увлечения охотой имелась и обратная сторона — из-за обилия на дворе собак, которые все, что движется, воспринимали как потенциальную дичь, мои родственники долго не имели возможности завести какую бы то ни было домашнюю живность. Исключение составил всего один бройлерный цыпленок, да и то потому, что принадлежал мне. Он жил в коробке на террасе, и Булька просто не могла до него добраться.

Ему были всего одни сутки, когда он попал ко мне. Его принесли в полотняной сумке и, приоткрыв щелку, показали мне. Для десятилетней девочки свой собственный живой цыпленок был настоящим событием. Я с младенчества мечтала завести какое угодно существо, с которым можно было бы играть и о котором приходилось бы заботиться. И вот появился он — маленький, напуганный, отчаянно пищащий. Именно из-за этого писка малыша и нарекли гордо и вызывающе — Пифагором.

Первое время Пиф, как звали его неофициально, жил в фанерном ящике из-под посылки, где на дно был постелен слой газет. Ежедневно в доме производилась уборка — залитую водой из поилки, замусоренную выброшенным из кормушки комбикормом и загаженную бумагу выбрасывали и на ее место стелили новую. Пока же производилась сия несложная операция, цыпленок «гулял» по ковру в комнате, и я, держа наготове сачок для ловли бабочек, следила за тем, чтобы он не забежал под диван или вовсе не выскочил на балкон.

Бройлеры растут удивительно быстро, особенно когда их окружают заботой и вниманием, словно малых детей. Через две с половиной недели Пифагор превратился из маленького цыпленка в голенастого молодого петушка с кавказским профилем и независимым характером. Ему все чаще становилось тесно в его посылочном ящике, и он приучил нас, что отныне будет сидеть на его краю, как на насесте, с этой высоты озирая мир. Полюбил он и балкон и теплыми летними днями часами просиживал на приступке открытой двери, млея на солнышке и распевая песни.

Да-да, этот цыпленок умел петь! Его писк довольно быстро приобрел интонации и частоту мелодичного чириканья, так что получилось нечто среднее между песенкой воробья и синицы. Только напуганный, он переходил на обычный цыплячий писк.

Но всему на свете приходит конец.

Первой не выдержала бабушка — по мере того как Пифагор подрастал, он все больше захватывал власть в доме. Он уже не сидел на краю ящика, а прогуливался по квартире и делал что хотел. Конечно, взлететь на стол и склевать там что-нибудь из тарелки он не мог — крылья не выросли, — но всем приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не наступить на следы его жизнедеятельности. Он стал слишком много есть и приобрел необычайно гордый вид благодаря постоянно наполненному зобу. Зоб явно перевешивал, и Пифагор ходил, откинувшись назад и словно выставив его напоказ.

О том, чтобы избавиться от ручного цыпленка обычным путем — то есть отправить его в суп, — нечего было и думать. Отдать его на птицефабрику — тоже задачка не из легких. Оставалось одно: увезти его в Ермишь.

А тут как раз в Рязань по делам приехал мой дядя, и нам не составило труда упросить его взять с собой цыпленка, тем более что в качестве бесплатного приложения он получал меня.

Коробку поставили на заднее сиденье, прикрыв ее, чтобы Пифагору не пришло в голову выскочить во время поездки. Рядом с последним кульком комбикорма утвердилась я, и машина тронулась.

Пифагор освоился быстро. Только поначалу он волновался, не понимая, что происходит. Но уже через полчаса тряпка, которой была накрыта коробка, словно взорвалась — цыпленок, подпрыгнув, сбросил ее и, хлопая крыльями, уселся на край, как всегда. Тут же мигом успокоился и завел свою немудреную бесконечную песенку.

Под его писк-трещание мы и доехали. На месте тетя заглянула в коробку, где сидел несколько охрипший от постоянного писка и чуточку укачавшийся цыпленок, и вынесла свое резюме:

— Не знаю только, где мы его будем держать. Наша Булька его живо изловит.

— Да он домашний, — заверила я ее, и цыпленка оставили на террасе.

Теперь он ходил там почти в полном одиночестве, так как у меня не было времени и настроения сидеть в душной комнате, когда можно побегать на свободе, и распевал свои песенки для себя.