Если верить Хэрриоту… - [33]

Однажды мы выехали на вечернюю дойку немного раньше срока и втайне радовались этому — дорога была длинная, пока подоим, будет поздно, но так хоть закончим пораньше. Нам только что выделили новую машину взамен вечно ломающегося «ЗИЛа» Фунтика, и мы летели как на крыльях. Я стояла в кузове, опираясь руками о крышу кабины. Из нашей бригады мало кто днем прятался от солнца. А уж ощущать на лице дыхание летящего навстречу ветра, видеть, как разворачивается впереди лента дороги, как встают по бокам рощицы, одинокие кусты, овраги и деревня Шаморга, и вовсе было наслаждением.

Шаморга приближалась. Уже виднелась провалившаяся крыша церкви, стоявшей на всхолмии. Уже вокруг пошли дальние огороды, вильнула в сторону колея, ведущая к другому концу деревни. Как вдруг сбоку, на равнине, мы увидели светлое пятно, медленно перемещавшееся.

— Смотри, Галочка, никак твоя корова! — толкнула меня локтем Лена, стоявшая рядом со мной.

Зрение у меня далеко от идеального — все мне говорят, что нужны очки, но времени обзавестись ими нет. Пятно-то я видела, узнавала, что это корова, но что она из моей группы… Я не могла взять в толк, как можно на таком расстоянии разглядеть на спине у хвоста красную продольную полоску — знак моей группы.

Я уже готова была поспорить, но тут дорога сделала поворот, и корова оказалась ближе к нам. Приглядевшись, я в самом деле узнала Марьяну. Это была ее небольшая головка с короткими обломанными рожками на по-оленьи гибкой шее, ее вихляющая, неровная походка, ее метущее землю вымя. Корова шла спокойным, размеренным шагом, подняв голову и устремив взгляд на горизонт. Летний лагерь располагался чуть в стороне от направления ее следования, и, судя по всему, она не собиралась сворачивать к нему.

— Не иначе как от стада отбилась, — рассудила Лена. — Опять поздно явится.

Но в тот вечер Марьяна не пришла вовсе. Я беспокоилась, ведь мы отвечали за жизнь и здоровье доверенных нам животных! Однако на следующее утро первой, кого мы увидели, вылезая из машины около стана, была Марьяна. Корова стояла у самых дверей и ждала нас. Не выказывая ни раскаяния, ни нетерпения, она последовала за нами, первая вошла в станок и дала понять, что желает немедленно быть подоенной. А отдав молоко, вышла в загон, подошла к калитке и тут впервые обернулась на людей с недовольной миной. «Я сделала свое дело, выполнила долг, — говорил весь ее вид. — А теперь я хочу отправиться по своим делам. Вы не имеете права дольше задерживать меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы немедленно открыли ворота и выпустили меня!» И уж конечно в тот день она не стала ждать, пока подоенные коровы не спеша выйдут из загона, — покинула его первая и, не теряя и минуты, отправилась вперед, к синевшим на горизонте неизведанным далям.

Мне эта ее самостоятельность часто выходила боком. Закончив дойку, я бросала все дела и отправлялась искать путешественницу. Чаще всего я находила ее метрах в ста от лагеря. Марьяна возлежала на солнышке, лениво пережевывая жвачку. Когда я подходила, она легко и молодо вскакивала на ноги и шла к ферме. Здесь ее не требовалось подгонять — она понимала, что я и так выказала ей максимум уважения, сама пройдясь до нее.

— Галочка, давай скорее! Чего ты опять копаешься? — кричали мне в конце дойки.

— Подождете немного! — огрызалась я. — У меня еще Марьяна не приходила.

— Брось ее! Не пришла — и ладно! Что нам теперь, до обеда ее ждать? Вечно ты не вовремя…

Такие споры происходили каждый день — из-за Марьяны я всегда отставала от бригады. Но бросить доить корову не могла — индивидуалистический нрав с лихвой восполнялся ее удойностью. Я всегда знала, что Марьяна способна одна наполнить два ведра молоком. Ее неправильной формы вымя — левая задняя доля была раза в два больше обеих передних и сосок вечно подметал землю — вмещало столько молока, что приходилось только удивляться. Как-то раз я решила проверить его на жирность и выяснила, что она составляет целых четыре с половиной процента — наш средний показатель по стаду был существенно ниже.

К сожалению, коровий век короче, чем кажется. Приехав на второе лето в Шаморгу, я уже не застала Марьяны — ее постигла судьба всех старых коров, а именно — мясокомбинат. Нашедшаяся ей замена — не менее самостоятельная первотелка Ночка, прозванная за свою любовь к уединенным прогулкам Одиночкой, — казалась жалким подобием, никоим образом не соответствующим идеалу. В ней не было неистребимой тяги Марьяны к дальним странам — она была просто молоденькой дурной коровкой, которая не поспевала за всеми и, отстав, принималась блуждать по окрестностям, одержимая только одним — найти дорогу на ферму. Я жалела ее, но не любила. После исчезновения Марьяны любить в моей группе стало некого.

3

После того как мы немного освоились с профессиями доярок и пастухов, коровы, очевидно, решили, что они тоже освоились с нами, и изо всех сил принялись делать все, чтобы мы не скучали. Чаще всего дело ограничивалось мелкими пакостями вроде вышеописанных чудачеств Балерины и Задиры, но порой они подкидывали нам неожиданные сюрпризы. Немало способствовали этому и обстоятельства.