Если верить Хэрриоту… - [118]

С появлением Петьки наша наседка вспомнила о своих прямых обязанностях.

Когда-то эту курицу принесли из деревни. В отличие от инкубаторных леггорнов и своих породистых товарок, она не просто несла яйца, но и пыталась их высиживать. На протяжении всего лета она то и дело уединялась в корзине в углу и сидела там часами с упорством, достойным лучшего применения, согревая своим телом три-четыре яйца. Периодически их у нее забирали, преодолевая сопротивление, но курица с мрачной решимостью несла новые и новые, уверенная, что однажды станет-таки матерью. В первый раз, когда мне надоело ее упрямство, я в конце концов решила оставить ей три яичка в награду за ее двухмесячное сидение, и она высидела-таки цыплят. Но тогда на дворе уже стоял конец сентября, и малыши погибли. После этого курица заметно заскучала, но появление на следующий год Петьки вдохнуло в нее новую жизнь.

И не только в нее. Буквально через несколько дней после того, как тот воцарился в курятнике, добрая половина кур решила сесть на яйца. В каждом углу клохтала, распушив перья, новоиспеченная наседка. Две из трех бентамок не отставали от массы. Они снесли каждая по три яйца и сидели на них, чрезвычайно довольные собой.

Три яйца было и под наседкой, и я решила соединить все кладки в одну. Безжалостно ограбив мамаш, я подложила их яйца под нее, добавив еще несколько снесенных остальными курами. В то, что они были оплодотворенными, я не очень-то верила, но доказать обратное могло только время.

Наседка, казалось, была этому только рада и с энтузиазмом взялась за насиживание. Она вставала всего раз в день — немного поразмяться, почистить перья в песке и перехватить что-нибудь из кормушки. Но при первом же намеке на угрозу ее драгоценным птенчикам сломя голову мчалась обратно.

А угроз было предостаточно — едва прослышав о том, что в курятнике вот-вот появятся цыплята, взрослые и дети устроили к нему настоящее паломничество. Каждые полчаса кто-нибудь да заглядывал в корзинку, где курица до хрипоты орала, защищая кладку. В конце концов я даже начала запирать дверь, чтобы никто не беспокоил сверх меры «петуховую народинку».

Цыплята вылупляются на двадцать первый день после начала насиживания, но, поскольку определить это время у трех кладок было практически невозможно, все-таки мы немного не рассчитали, и малыши появились на свет на сутки раньше.

В тот день должна была состояться очередная выставка, на которую в качестве живого экспоната ехал вместо посрамленного Большого Белого его победитель Петька. В выставочной клетке он чувствовал себя неплохо, прохаживался по ней с важным видом английского лорда на прогулке и время от времени хлопал крыльями и звонко кукарекал, чем привлекал к себе внимание всех посетителей.

Перед тем как ехать на выставку, я зашла в курятник. Все его население уже завтракало, и лишь наседка сидела на яйцах и сердито смотрела на окружающий мир, словно обвиняя его во всех мыслимых и немыслимых пороках. Она бы даже под страхом смерти не дала мне взглянуть на кладку, но я уже научилась с нею бороться. Отвлекая ее внимание левой рукой, заводила правую ей за спину и, схватив за хвост, поднимала курицу, переворачивая ее вверх тормашками. В таком унизительном положении она спокойно могла оставаться всего несколько секунд, но мне этого оказывалось достаточно, чтобы успеть пересчитать яйца и убедиться, что их по-прежнему двенадцать.

Заглянув в тот раз, я мигом забыла о выставке и курице в руке, потому что на одном яйце явственно обозначился наклев! Звездообразная трещинка могла быть оставлена только цыплячьим клювом — или я ничего не смыслю в птицеводстве. Не обращая внимания на нервничающую мамашу, я осторожно проверила остальные — и еще на трех заметила трещины.

— Милая ты моя! — Я готова была расцеловать наседку, но та начала шумно протестовать, и пришлось вернуть ее на место. Утвердившись на яйцах, она изловчилась и клюнула меня в ладонь.

Когда я вышла из курятника, мое сияющее лицо не могло обмануть никого. Помогавшие укладываться мальчишки сразу спросили:

— Что, родились?

— Начали наклевываться, — поправила я. — Уже на трех яйцах!

— Теперь за ними надо следить, — авторитетно заявил самый младший из помощников, но и самый опытный из них, Сашка. — И помогать им. У меня бабушка так всегда делает.

Спорить с бабушкой я не могла.

— Надо, чтобы кто-нибудь тогда остался здесь, — предложила я.

— А давайте я! — вызвался Сашка. — Я знаю и как их кормить…

Все было решено, и я отправилась на выставку.

Те три часа, что пробыла там, я сидела как на иголках. То и дело бросала взгляды на Петьку. Он как ни в чем не бывало клевал кусок булки, просунутый ему сквозь прутья клетки каким-то карапузом, и время от времени оглашал сквер задорным кукареканьем. Такие, как он, никогда не волнуются в ответственные моменты появления на свет своих детей.

А потом прибежал Сашка. Я чуть не бросилась ему навстречу:

— Ну что?

— Три штуки, — с гордостью ответил он, — и еще у двух наклевки.

После такого известия я не могла оставаться на месте. Наскоро отпросившись, я побежала на станцию.

Наседка сидела в прежней позе, столь же серьезно настроенная. Но возле нее уже копошилось три не до конца высохших комочка. Они лезли под перья матери и попискивали, пробуя голос. Два из них были обычные, желтые, а третий — бурый с темной полоской на спине. Он вылупился из яйца бентамки. И, как ни странно, именно в этом яйце я, когда уходила, не заметила наклевки.