Если ты меня любишь - [11]

Скрипнула дверь — в щель просунулась прямоугольная башка черно-белого кокер-спаниеля с умной мордой.

— Рома! Выйди, — коротко приказала Лиза. Пес повиновался.

Стоя у окна, женщина продолжала разглядывать Женьку. Пауза становилась настолько напряженной, что воздух в комнате словно сгустился, хотя его и пересекало набиравшее силу солнце.

— Выспалась? — наконец разжала губы Лиза.

— Д-да… — заикаясь, пробормотала Женька.

— Хорошо. «Спасибо» можешь не говорить. Забирай свои вещи и уходи. И вместо благодарности, моя дорогая, постарайся сделать так, чтобы я тебя больше никогда не видела. Вообще.

— Какие вещи?

Лиза пересекла комнату в обратном направлении, схватила с пуфа небольшую стопку одежды — джинсы и свитер — и швырнула Женьке. Джинсы девушка не успела поймать налету, и брючина больно хлестнула ее по лицу.

— Я должна бы была приказать домработнице бросить твое тряпье в печку, чтобы не подвергать свой дом опасности. Думаю, ничего бы не случилась, если бы ты пошла по улице голой — тебе к этому не привыкать! У тебя в волосах наверняка стада блох, а в одежде — вши! Этот диван, на котором ты спала придется подвергнуть тщательной дезинфекции, как после шелудивой собаки. Убирайся!

Краска бросилась Женьке в лицо. Она совершенно не понимала, чем она заслужила такие оскорбления, не говоря уже о том, что вообще не имела понятия, как очутилась в этом доме. Но неприкрыто враждебное поведение незнакомой женщины — богатой и сытой женщины, таких дамочек за последние полгода своей бездомной жизни Женька научилась презирать именно из-за их демонстративной сытости — вызвало в ершистой девушке ответную агрессию. Минуту назад широко раскрытые, растерянные глаза сощурились и насмешливо заблестели. Подбородок решительно выдвинулся вперед. Она помолчала, оценивая ситуацию, и вдруг, ленивым жестом проведя рукой по волосам, долго и со вкусом потянулась, напоследок оскорбительно зевнув прямо Лизе в лицо.

— Мне долго ждать, пока ты поднимешься? — прошипела та сквозь зубы.

Вместо ответа Женька перевернулась на живот и подперла голову рукой.

— Ну?!

— А интересно знать, — вместо ответа задумчиво протянула Женька, нагло разглядывая Елизавету с головы до ног и обратно, — интересно знать, кто же меня раздевал?

— Что? — вскинула брови Лиза.

— Я говорю — кто меня раздевал? Одежду снимал — кто?

— Не имеет значения. Ты выспалась — и катись отсюда! Проваливай куда хочешь!

— Да, — кивнула Женька. — Именно так: куда хочу. А вот интересно знать, куда же это я хочу? Может быть, в прокуратуру? Или в милицию? Вы не знаете, — озабоченно спросила она у Лизы и даже потерла себе лоб, — не знаете, где принимают заявления об изнасиловании? И, кстати, какой у вас адрес? Я же должна указать…

— Что?! Указать мой адрес… упомянуть мой дом в заявлении в прокуратуру?! Да ты что себе позволяешь, шалава малолетняя?!!

— Потише, пожалуйста! — поморщилась Женька. — Не надо так орать, тем более что я себе еще ничего не позволяла. Пока. А вот что вы себе позволили? А? Ну что вы позволили себе со мной сделать? Девушка, юная, свежая, прекрасная, как тубероза, — и к тому же несовершеннолетняя, это мы пока заметим в скобках, хотя на суде столь пикантное обстоятельство обязательно пригодится, — просыпается в чужой постели, раздетая и — о! — она указала Лизе на бог весть откуда взявшийся синяк на предплечье — и избитая. По-моему, любой адвокат ухватится за это дело. Потому что для него это верный способ попасть на страницы газет. Но вы не расстраивайтесь. Вы туда тоже попадете.

— Я?! Куда?

— Ну куда. Да и туда, и туда. И в газеты, и в прокуратуру. Я же про вас обязательно рассказывать буду. Как о престарелой содержательнице притона.

Неизвестно, что больше резануло Лизу — неблагодарность этой девки или упоминание о прокуратуре, а может быть, небрежно брошенное слово «престарелая», но она кинулась к Женьке и вцепилась ей в волосы. Дернула раз, другой, намереваясь стащить нахалку с дивана и пинками спустить вниз по лестнице, однако молодость взяла верх: изловчившись, Женька укусила женщине руку чуть повыше локтя. Охнув, Лиза отступила.

— Зина! — крикнула она пронзительным голосом, морщась и тряся рукой.

Дверь снова открылась. В нее заглянула озабоченная домработница: пожилая женщина в синем форменном платье и надетом поверх него клетчатом фартуке с оборками.

— Зина, сейчас же позвони «ноль-два». Скажи, что к нам в дом прокралась воровка и проститутка. Пусть они ее задержат, а какие ты будешь давать им показания, я тебе расскажу.

— Не торопитесь, — презрительно бросила Женька, поднимаясь с дивана. На ней были только трусики и бюстгальтер, но она не спешила прикрыться, с мстительной жестокостью давая обеим женщинам рассмотреть свое сильное, юное тело. — Я ухожу. Нужны вы мне… дуры тупоголовые.

Одевалась она тоже неторопливо, нарочно медленно вытягивая длинную ногу, оглаживая себя по бокам, груди, звонко шлепая по гладкому животу. Это был вызов, и обе невольные зрительницы это очень хорошо почувствовали.

— Пока, дамочки! — Женька, наконец, была готова к выходу. — Где тут у вас выход?

— Зина, проводи эту тварь, — прошипела Лиза, буквально прожигая девушку ненавидящим взглядом. — Проводи до самых дверей. И обязательно проследи, чтобы она по дороге что-нибудь не стащила.