Если любишь - [16]

Всякий раз, когда до английских берегов добирались очередные сообщения о произошедших сражениях, Табиту охватывал леденящий душу страх, жив ли Доминик. Самым страшным месяцем для нее стал июнь, когда потери королевских войск в битве при Ватерлоо удручали. Однако в этом кровавом кошмаре Доминику удалось выжить.

Но даже после Ватерлоо, после того как Наполеон потерпел поражение и был отправлен в изгнание и когда, казалось, все беды позади, Табита продолжала бояться нового мятежа. То, что Доминик был приписан к войскам Веллингтона, приносило мало утешения. Но теперь он наконец-то вернулся. Он дома, и ничто ему не угрожает. От счастья у нее даже закружилась голова.

– Я тебе помешал? – спросил Доминик. – Может быть, тебе хочется побыть одной?

– Нет, нет, что ты, – улыбнулась Табита. – Я просто делала набросок озера.

– Но я могу поклясться, что, когда ты обернулась на мои шаги, на лице у тебя было выражение досады.

– Ты очень наблюдателен, – рассмеялась девушка. – Меня раздосадовало, что кто-то ни с того ни с сего собирается нарушить мой покой, я подумала, что это, наверное, слуга из усадьбы, которого послали за мной по какому-нибудь пустяковому поводу.

– Я польщен. Смею ли я предположить, что заслуживаю чуть большего внимания, чем слуги твоей тети?

Табита покраснела. Сердце ее учащенно билось, и душу наполняло непонятное волнение. Чувство это было непривычным и незнакомым, и она не знала, как себя вести. Поэтому она наклонилась за валявшимся на траве альбомом и подчеркнуто спокойно ответила:

– Ты же знаешь, что можешь.

– Не возражаешь, если я с тобой немного посижу?

– Разумеется, – улыбнулась Табита. – Расскажи, как жил все это время, чем занимался. Очень страшно на войне?

Она снова села на траву, поджала под себя ноги и прикрыла их юбкой.

– Бывало очень страшно, – честно ответил он и сел рядом с ней. – Война – отвратительная штука. За безумную гордыню и безудержное властолюбие одного человека гибнут тысячи людей. Ты не представляешь, как это ужасно. Надеюсь, ему не удастся сбежать из ссылки и начать этот кошмар заново. – Он задумчиво посмотрел на безмятежную гладь озера, а когда повернулся к Табите, она увидела, что он улыбается: – Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. У меня нет ни малейшего желания забивать тебе голову мрачными и жестокими историями.

Доминик поглядывал на сидевшую рядом с ним девушку и поражался тому, как она за эти годы преобразилась. Из худенькой девчушки превратилась в очаровательную девушку. От прелестной фигурки, миловидного личика, некогда бледного, осунувшегося, нельзя было отвести глаз. На фоне молочно-белой кожи опушенные темными густыми ресницами зеленые глаза обрели еще большую выразительность.

Доминик с трудом перевел взгляд на ее альбом для рисования.

– Можно взглянуть?

Она кивнула и заметила:

– Там нет ничего интересного, только виды здешних мест.

Доминик не спеша принялся листать альбом, и с каждым новым листом его восхищение росло.

– Табби, ты великолепно рисуешь! У тебя просто талант.

Покраснев от удовольствия, девушка ответила:

– Что ты, при чем здесь талант! Я трачу на рисунки массу времени, особенно, когда мои родственники в отъезде и мне никто не мешает.

– Значит, их нет здесь сейчас?

Она кивнула.

– Я слышал, что Ричард редко бывает дома, почти все время проводит в городе. А тетя и Амелия где?

– Тоже в Лондоне. Амелия выходит замуж. В мае свадьба. Ты разве не знал?

– Да, что-то такое Люси мне говорила.

– Они поехали покупать свадебный наряд. Надеюсь, вернутся недели через две. А то и через месяц. Тетя Монтекью предпочитает подольше задержаться, чтобы снова не пришлось ехать.

– Ты с ними ездила хотя бы раз?

– Нет. – Табита собрала лежавшие у нее на коленях карандаши, отложила в сторону. – Честно говоря, мне и не хочется. Когда их нет, я чувствую себя спокойно.

Доминик пытливо посмотрел на девушку. Если верить Люси, Табите отравляли жизнь бесконечные придирки, подчеркнутое пренебрежение и безысходная тоска. Впрочем, ее вид говорил о совершенно обратном. Возможно, она простодушно радовалась своей уединенной жизни, которую его бойкая избалованная сестра, несомненно, сочла бы невыносимой. Он также заметил, как плохо и безвкусно одета Табита. Ее серое платьице было просто ужасным.

– Табби, ты счастлива? С тобой хорошо обращаются? – осторожно поинтересовался Доминик.

Девушка сидела задумавшись, опустив глаза, и Доминику показалось, что она не слышала его вопроса. Однако Табита подняла наконец голову.

– Я уже привыкла к этой жизни и другую мне просто трудно представить, – тихо ответила она. – Только вот… – Она сорвала пучок травинок и, разглядывая их, так же тихо продолжила: – Понимаешь, я до сих пор прекрасно помню счастливые и безмятежные дни до моего приезда сюда. Кажется, с тех пор прошла целая вечность, но эти воспоминания будут со мной всегда. – Табита замолчала, но, сообразив, что на вопрос Доминика не ответила, добавила: – Ты же знаешь, каково здесь жить, но, к счастью, Ричард редко появляется дома, за эти годы он переменился. Обращается со мной так учтиво, что даже не верится. Иногда он… – Табита осеклась и, слегка покраснев, отвела глаза.