Если даже придется погибнуть... - [3]

Когда же это было? Год назад, кажется… Да, около года. Он тогда уже отсидел большую половину срока. А теперь, значит, освобожден и собирается, наверное, прописаться по прежнему месту жительства? Проживал он, помнится, по Конюховской улице… Кто же там у него остался? Сестра как будто… Да, сестра-школьница, мать и отец умерли вскоре после войны.

Досадуя на себя, Татьяна встряхивает головой — не время сейчас думать об этом! Нужно идти к начальнику с докладом Он поручил ей провести опрос своих подчиненных и теперь ждет результатов ее работы. Похоже, что собирается выступать на предстоящем совещании в городском Управлении внутренних дел.

Давно бы пора разобраться, на что уходит рабочее время инспекторов. Получается ведь, что почти десять процентов его расходуется на писанину. Разве не могли бы выполнять все это технические работники или сами же инспектора с помощью так называемой малой механизации управленческого труда?..

Размышления Татьяны прерывает звонок. Она поспешно снимает трубку. Это начальник.

— Слушаю вас, Евгений Николаевич. Да, все готово. Иду!

Собрав в папку отпечатанные на машинке страницы своего доклада и записи, сделанные от руки, которые могут ей пригодиться, Грунина спешит в кабинет начальника. Проходя мимо дверей паспортного стола, снова бросает взгляд на Грачева. На этот раз, кажется, и он обращает на нее внимание. Случайно или узнал?..

— Вы все хорошеете, Танечка, — встречает ее Евгений Николаевич Лазарев банальной фразой.

Грунина едва заметно хмурится — не любит она комплиментов да и Танечкой называть себя никому не разрешает. Евгений Николаевич знает это и лишь наедине с нею позволяет себе такую вольность.

— И не надо дуться, — все еще улыбается Евгений Николаевич. («С чего это у него такое хорошее настроение?») — Я ведь не из ловеласов, однако вам всегда почему-то хочется сказать что-нибудь приятное.

— Но ведь вы же знаете, Евгений Николаевич…

— Да, да, знаю, что вы терпеть этого не можете, но что поделаешь — само срывается с языка. А у вас только поэтому испортилось настроение?

— Есть и иные причины.

— Ну, тогда докладывайте все по порядку.

— О результате моих бесед с коллегами прочтите лучше сами — это займет меньше времени, — протягивает свой доклад Лазареву Татьяна.

«Ну и характер», — без особого раздражения думает о ней Евгений Николаевич. Но, в общем-то, характер ее ему нравится. Одному из своих коллег, сокрушавшемуся по поводу «норова» Груниной, он даже заметил как-то: «А ведь это, дорогой мой, и не норов вовсе, а система самообороны, способ сохранения собственного достоинства. Она серьезный и к тому же талантливый оперативный работник, а мы рассыпаемся перед ней в комплиментах, будто перед примадонной…»

Вспомнился подполковнику Лазареву и другой разговор. Он произошел спустя примерно год после того, как Грунина пришла в его отдел. К тому времени он имел возможность оценить и характер ее, и деловые качества. Ничто уже не составляло для него загадки, все было ясно, поэтому он не задал ей вопроса: почему пошла она на оперативную работу в органы дознания, а не в следственный аппарат? Спросил ее о другом:

— А скажите, Татьяна Петровна, как родители отнеслись к вашему решению работать инспектором?

— Это вы потому, что работа в органах дознания — неженское вроде дело? — усмехнулась Татьяна.

— Не совсем. Работа следователя тоже ведь не очень женская…

— Однако интеллигентнее вроде, — досказала за него Татьяна.

— Я этого не считаю… — попытался возразить ей Лазарев, но она снова перебила его:

— Мои родители тоже этого не считали. Их беспокоило другое, особенно маму, — справлюсь ли я с этим «не очень женским делом»? Но мне даже отвечать ей не пришлось. За меня ответил папа. «Как вот я представляю себе работу теперешних органов дознания, — сказал он маме. — Для них, по-моему, важна не столько мускулатура, сколько хорошая голова. Я бы даже сказал — спокойная, трезвая голова, умеющая быстро все схватить, взвесить и рассудить. Так ведь все это у нашей Тани есть. А схватываться с преступниками врукопашную ей вряд ли придется. Ты же читаешь иногда Жоржа Сименона, запомнился ли тебе хоть один случай, чтобы его прославленный комиссар Мегрэ боролся или хотя бы стрелял в кого-нибудь? — «Но ведь пистолет-то ей, наверное, выдадут?» — перебила отца мама. «Выдадут, но лишь на всякий пожарный случай, как говорится», — рассмеялся папа.

Вспомнив теперь этот давний разговор, подполковник Лазарев невольно улыбается, прикрывая лицо страничками доклада Груниной. Торопливо прочитав сжато изложенные соображения Татьяны, он сдержанно хвалит ее и спрашивает:

— А о применении на допросах диктофона почему не упомянули?

— Об этом вы сами высказали много интересных мыслей, и я полагала…

— Э, какие там интересные мысли! — пренебрежительно машет рукой Лазарев. — Эти мысли, как говорится, витают в воздухе. Ну да ладно, это я сам потом добавлю. Теперь о причине вашего плохого настроения…

— А точнее, озабоченности, — поправляет его Татьяна. — Вы помните дело об избиении Глафиры Бурляевой?

— Дознание по которому производили вы? Но ведь оно завершено, и муж Бурляевой осужден.