Если б не было тебя... - [70]

— Семена Исааковича.

— Да. Так вот, он мне тогда сказал, что такие таланты, как твой, рождаются раз в сто лет.

Артур заметил, как искры смеха исчезают из глаз Дианы, цвет их становится более глубоким во власти каких-то мыслей.

— А еще он сказал, что нам с ним очень повезло, что живем с тобой в одно время и рядом.

— Когда это он успел столько наговорить тебе?

— Успел, вот… Можешь совершить маленькое безумство ради меня? — резко сменила тему Диана, вновь превращаясь в смешливого ребенка. — Сорви во-о-он тот розовый цветочек, немного смахивающий на астру.

Она показала куда-то вглубь клумбы, и Артур не успел проследить за ее рукой.

— Какой? — переспросил он.

— Да, вон тот… — она еще раз показала, на этот раз подольше удерживая вытянутую руку.

Нарисовав мысленную траекторию от ее руки до цветка, Артур понял, какой именно она хочет. Сорвать его не составляло труда. Он оглянулся, поблизости никого не было, и быстро дернул цветок.

Диана принялась его задумчиво рассматривать. Потом понюхала и с улыбкой посмотрела на Артура.

— Не пахнет, — она скорчила притворно-расстроенную рожицу. — Голубой…

— Что? — Артур не понял, зачем она протягивает ему цветок.

— Он голубой, — лицо Дианы было серьезным. От недавней смешливости не осталось и следа.

Артуру стало дурно. Вот оно — то, чего он так боялся. Почему это должно было случиться именно сейчас, когда все так хорошо? Что прикажете сейчас делать? На импровизации он никогда не был мастаком.

— А вот этот голубой, сорви, пожалуйста, — попросила Диана, вновь указывая на клумбу.

Артур чувствовал, как дрожит рука, когда срывал цветок и протягивал его ей.

— Желтый… Он желтый, — она положила второй цветок рядом с первым.

Артур смотрел на два цветка рядом и понимал, что сейчас он хоронит все хорошее, что было между ними. Он не мог смотреть на Диану, боясь прочитать в ее глазах презрение.

— Артур, — позвала она, — посмотри на меня.

Так болело в груди! Комок рос, все сильнее мешая дышать.

Артур с трудом оторвал взгляд от цветов. Возможно, он умрет прямо сейчас, если увидит в ее глазах холод… В них было сочувствие, понимание с толикой грусти, где-то в самой глубине.

— Почему ты не сказал мне? — спрашивали губы Дианы, а Артуру казалось глаза. — Почему ты не рассказал мне всего, а вместо этого решился на операцию? — в глазах появилась обида. — Ты мне совсем не доверяешь?

— Как ты узнала?

— Разве это важно? Ответь на вопрос. Ты мне не доверяешь?

— Наверное, я не доверял себе, — подумав немного, ответил Артур.

— Как ты мог подвергнуть свой талант риску? — в глазах Дианы появилось осуждение. — Ведь он не принадлежит тебе, как бы высокопарно это не звучало.

— Я не мог…

Он хотел сказать, что не мог потерять ее.

— Без твоей…

Без твоей любви, талант мне не нужен.

— Я люблю тебя, — только и сказал он.

Что еще он мог сказать? Как еще мог оправдать свое поведение?

— И я тебя! Тебя, понимаешь? А не твой талант или способность видеть. Вернее, я все это люблю в тебе, — Диана рассмеялась. — Совсем запуталась в правильностях.

Вот так все просто? Три слова и отражение этих слов в глазах.

Артур и Диана.

— Сиди, не двигайся. Осталось совсем чуть-чуть.

Артур наносил последние штрихи на портрете. Рисовать с натуры оказалось труднее, чем по памяти. Особенно, учитывая, что натура попалась непоседливая — все время вскакивала и подбегала к нему, чтобы поцеловать.

— Ты рисуешь меня уже два часа, — захныкала Диана, заерзав на стуле. — Я устала и есть хочу.

— Это еще мало. Бывает и дольше рисуют, — Артур отошел от мольберта, рассматривая изображение. — Почти все… закончил.

Тяжело дыша, в дверь мансарды протиснулась Люда, неся огромный поднос.

— Сидите тут, как кроты в норе, — проворчала она, ставя поднос на стол и включая свет. Возмущенный возглас Артура проигнорировала и принялась разливать чай в чашки. — Между прочим, уже давно время ужина, а ты все мучаешь бедную девочку.

— Вот именно, совсем замучил, — Диана подошла к Люде и стала помогать ей накрывать на стол. — М-м-м, пирожки?

— Нажарила вот, с картошкой. Любишь?

— Обожаю! — Диана быстро поцеловала Люду в щеку, от чего та засмущалась. Она еще не забыла, как несправедлива была к девушке совсем недавно.

— Ну, и ешьте свои пирожки. А я тут сам справлюсь, — деланно-сердито проговорил Артур.

— Я тебе дам, ешьте свои пирожки, — пригрозила Люда.

Она подошла к племяннику и заглянула через плечо.

— Как же это красиво, дорогой, — растроганно произнесла тетя.

Это была картина, которую Артур мечтал нарисовать с детства, часть которой он изобразил однажды, но без основного элемента. Это был его замок, который родился в воображении когда-то давно, когда Артур читал «Сказку о мертвой царевне». Именно сюда, в центр картины, просились пушкинские строки:

Перед ним, во мгле печальной,

Гроб качается хрустальный,

И в хрустальном гробе том

Спит царевна вечным сном.

В заброшенности полуразрушенного замка витал дух одиночества и тоски, унылости и разочарования. Ни разу до этого Артур не пытался прописывать центральный эпизод картины. Не было у него образа на роль девушки. Пока он не встретил Диану… Она стал его единственным образом, и картина, наконец-то, приобрела законченный вид.