«Если», 2012 № 12 (238) - [10]

Наконец она, кривясь, спросила:

— Уважаемый Кормилец Узников, нельзя ли с этим зрелищем что-нибудь сделать? А то я не в ладах с высотой.

— С удовольствием. — Зинн как будто и не шелохнулся даже, однако борт сразу потускнел.

Вальсик ухмыльнулась, но шрамы и боевая раскраска напрочь скрадывали ее веселье.

— Ты же в орбитальном городе родилась. Как тебе удавалось не глядеть в окна?

Тон у Андреа невольно получился слишком холодым:

— Мимо окон я старалась проходить побыстрее.

— А если не получалось?

— Тогда я терпела.

Тут наступила пауза. Вальсик вздохнула с видом усталым и недоумевающим. Зинны, оставаясь непроницаемыми, как будто пытались вникнуть в смысл инопланетного ритуала, которому ненароком стали свидетелями. Наконец Первая Дань нарушила тишину:

— Андреа, все нормально. Я знаю, что такое страх.

Ну как не обрадоваться возможности сменить тему? Корт позволила себе чуточку растянуть губы в улыбке:

— И что же тебя, Первая Дань, пугает?

— Неудача. Я вовсе не желаю прожить жизнь напрасно.

— Вот это правильно, — кивнула Андреа.

— Еще я боюсь зла. В основном потому, что оно такое чуждое, непонятное. Как представлю себе существо, которое взаимодействует с миром только ради удовлетворения своих потребностей и не оставляет после себя ничего, кроме причиненных страданий… Всю ночь потом не уснуть. А ведь такое существо есть, и от этого мне еще страшнее, но и любопытство разбирает. На его месте я бы просто жить не захотела.

Андреа Корт, почти все отрочество считавшая вот таким же исчадием ада себя, не желавшая жить и предпринявшая не одну попытку самоубийства, потерла на запястье тонкий шрам.

— В этом ты не одинока.

— Да, знаю, такие существа страшны и твоему народу, и для меня это интереснейший парадокс: почему же тогда вы производите столько особей с опаснейшими качествами? Чуть ли не десять процентов от вашего общего числа, как я слышала. Потрясающе много! Очень хочется узнать, откуда берется все это зло.

Тут вмешался Кормилец Узников:

— Поосторожнее, дитя мое. Можешь ненароком обидеть наших гостей.

— Какие могут быть обиды? — буркнула Корт и сама же удивилась просквозившему в голосе раздражению. Повернувшись к Первой Дани, она добавила: — Твой родитель мудр, но он переоценивает нашу чувствительность. Нет ничего постыдного в искренности. Наоборот, ты заслуживешь похвалы. Такая умная девочка, задаешь вопросы из тех, которые у нас считаются великими и вечными.

— Спасибо, — сказала Первая Дань. — Но я не такая умная. И вопрос этот слышала много раз.

— Как и я. А чего еще ты боишься, Первая Дань?

— Смерти, — ответил ребенок.

Тут Вальсик показала, что умеет улыбаться и не выглядеть при этом свирепым зверем. Она заметила с искренней теплотой:

— Ну, ее-то все боятся.

— И что, если знаешь об этом, уже не должно быть так страшно? Но я все равно боюсь смерти. С самого раннего детства, с того дня, когда поняла, что она собой представляет.

— Тоже ничего странного, — сказала Корт. — Наверное, через это проходят все разумные существа.

— Но не все разумные существа — дети вымирающего народа. Порой я смотрю на звезды и напоминаю себе, что когда-то мы были неисчислимы. А потом опускаю взгляд на город и думаю: сейчас с каждым днем нас все меньше. Боязно размышлять о том, что вскоре после моей смерти не станет и целого мира, но еще хуже делается при мысли, что мой конец будет лишь мельчайшей частицей итога всему, что называется цивилизацией зиннов.

Помедлив немного, девочка произнесла:

— Можно мне ответить по-другому? Наверное, я даже не смерти так страшусь, как исчезновения.

На этот раз пауза вышла и вовсе гнетущей. Андреа взглянула на родителя, Кормильца Узников: вот сейчас, наверное, придет к своей бесценной фотир на выручку. Но хотя взрослый зинн сидел, наклонив серповидную голову, что, как уже знала советник, считалось позой внимания, он ничего не говорил и не делал, лишь хранил каменную бесстрастность на лице.

Как всегда, невозможно понять, что происходит. По крайней мере, нечеловеческая мимика, неведомый язык тела разгадке не поддавались.

Разве что атмосфера беседы вызывала кое-какие знакомые ощущения.

Вряд ли советник смогла бы объяснить, откуда вдруг взялась догадка. Ведь Андреа абсолютно не представляла себе, какую роль в семейных отношениях зиннов играет любовь.

Но сейчас она чувствовала: происходит нечто из ряда вон выходящее.

«А ведь он не любит дочку!»

* * *

Своим будущим тюремщикам Фарр сообщил, что предпочитает теплую погоду, а холод ненавидит. Не терпит сильного дождя и докучливой живности. Любит свежие фрукты и пение птиц, а легкий ветерок на взморье ему куда больше по нраву, чем спертый воздух кутузки.

Без малейших пререканий зинны соорудили островок недалеко от побережья давно обезлюдевшего материка, установили там ультразвуковые отпугиватели насекомых и погодные станции для поддержания удобных для узника параметров, таких как температура, количество выпадающих осадков и скорость ветра. Взращенные биоинженерами деревья ломились от плодов, предназначенных специально для вкусовых бугорков Фарра. По всему острову расселились ярко расцвеченные крылатые существа, не птицы, но их местные аналоги, перекликавшиеся звонкими трелями. Вся эта благодать дополнялась удобнейшим пляжем с тончайшим, как детская присыпка, песочком цвета слоновой кости, а океанская вода была тепла, точно в ванной.