«Если», 2012 № 10 (236) - [7]

Между штабелями извивались узкие проходы, через которые человек комплекции Антонио мог протиснуться лишь боком. Кое-где громоздились неимоверные кипы коричневатых осыпающихся газет. Должно быть, те, что лежат сверху, прочесть еще можно, однако все нижние наверняка искрошились, привнеся вклад в и без того густую пыль.

Кое-где коробки, невзирая на угрозу шаткому равновесию, вытащили — по-видимому, для изучения или демонстрации отдельных экземпляров. Наиболее популярные книги были выложены везде, куда падал взгляд, но по крайней мере с пола их подбирали. Там и сям были разбросаны архивные коробочки из прозрачного пластика, предназначенные, без сомнения, для наиболее ценных малоформатных изданий.

Даже со всем своим опытом анализа ошеломляющих потоков информации Даниэль поначалу не заметил книжных шкафов — возможно, потому что изначально ожидал увидеть книги именно в них. Но в каждой комнате вдоль стен стояли шкафы от пола до потолка, столь скудно освещенные, пыльные и заставленные прочими нагромождениями, что скорее напоминали выцветшие обои с рисунком под библиотеку, нежели нечто трехмерное. В свободных же местах над дверьми были развешаны небольшие самодельные полки из планок и проволоки. А в одном углу с потолка свисала настоящая сеть, набитая книгами, которые так и норовили вывалиться.

— Папа, думаю, мне лучше выйти, — глухо произнес Лекс.

— Понимаю. — Даниэль обернулся: Лекс все-таки надел дыхательную маску. Он выглядел словно перепуганный хирург. — По крайней мере отбросов не видно. Я чувствую запах старых книг, газет, наверное, заплесневевшей бумаги, но гнилью не воняет.

— Па…

— Знаю, знаю. Во всем этом тоже мало хорошего. Ты ведь знаешь, как отсюда выбраться? Где-то через квартал железнодорожная станция, а чуть подальше проходит ветка движущегося тротуара.

Лекс кивнул, пожалуй, чересчур энергично.

— Папа, лучше пойдем со мной. Здесь вредно. — Лекс уже взялся за дверную ручку, и Даниэль понял, что ждать он не будет, что бы там ни решил его беспечный папаша.

Наконец, шаркая по бумаге, в комнате появился запыхавшийся Антонио с тремя побитыми складными металлическими стульями.

— Простите, что заставил вас ждать. Давненько мне не требовалось здесь больше одного стула. Лекс, ты уже уходишь?

— У него проблемы из-за пыли, Антонио.

— Ох-ох, конечно же! Это вредно и мне: не следовало бы дышать всей этой бумагой. К ней можно привыкнуть, но, ей-богу, она убивает. — Старик сразу же перепугался произнесенным словам. — То есть я хочу сказать, если бы вы вдыхали ее продолжительное время, то она могла бы прикончить вас.

Прежде Даниэль такой словоохотливости и застенчивости за Антонио не замечал. Он даже немного смутился.

— О да, мы понимаем. Лекс хотел бы остаться, но ему действительно лучше уйти.

— Папа, тебе тоже надо…

Даниэль замялся.

— Я недолго. И я надену маску.

— Ну конечно! — потрясенно воскликнул Антонио. — Действительно, наденьте. Я бы тоже надел, но я дышал этим уже так долго, что… хм… хуже, чем есть, мне уже вряд ли будет. Может, у меня даже иммунитет.

Лекс по-прежнему ждал, все еще держась за дверную ручку. Антонио подбежал и схватил одну из прозрачных коробок с малоформатными печатными материалами.

— Знаешь, что у меня здесь, Лекс? Подёнка. Так мы это называли. Весьма интересная разновидность печати, правда. Это бумажные вещички, которые предназначались для относительно краткосрочного использования. Их не предполагалось хранить, тем более коллекционировать. Люди считали их мусором. Я полагаю, такие вещи сегодня полностью заменены электроникой, а? Билеты, реклама, меню?

Лекс, поколебавшись, кивнул.

— Наверное, так.

— Точно. Но знаешь что? На самом деле эти вещи представляют огромный интерес. Если ты захочешь узнать, как люди жили на самом деле — я имею в виду их быт, будни, — тебе не стоит изучать книги по истории или то, что они писали в надежде оставить на века… в смысле, их официальные записи. Нет, ты посмотри на информационный обмен: заметки, письма, криминальную хронику, рекламу, спортивные и культурные репортажи и даже меню. Только так и можно узнать, как они жили. По их подёнке.

И он выжидающе умолк.

— Я понимаю. Что ж, спасибо, мистер Эшер. Это и вправду интересно. — Лекс развернулся к двери.

— Нет, постой, я хочу подарить это тебе или же положу в сумку, чтобы отдать твоему отцу, и ты посмотришь потом. Видишь: в коробку я положил школьную подёнку — табели успеваемости, школьные объявления, стенгазеты, учительские планы уроков, контрольную по истории, даже школьное обеденное меню. И ты сможешь понять, чем была школа для учеников в другой эпохе.

Лекс смущенно произнес:

— Спасибо, мистер Эшер. Вы очень добры. С удовольствием посмотрю потом, хорошо? До встречи. — И мальчик вышел.

Надевая полиэтиленовые перчатки, Даниэль не думал, что останется надолго. Однако прошло уже несколько часов, а он все не мог заставить себя уйти. Никогда прежде он не видел Антонио столь возбужденным: тот переходил от одной коробки с книгами или журналами к другой, вытаскивал отдельные издания, лепетал об их исключительности и особых качествах, клал куда попало и переходил к следующим. Ничто не возвращалось на свое изначальное место.