«Если», 2012 № 04 (230) - [78]

— Когда они обнаружат, что мы исчезли, мой дом разберут по бревнышку. А что останется, сожгут.

— Но… мы здесь?

— Да успокойтесь. Мы здесь ничего не заметим. Петровский замолк, осмысливая услышанное.

— И что же дальше? — тихо спросил он.

— Вот это-то мы и должны обсудить сейчас…

* * *

Только два кластера из известных мне отличались от остальных. И отличие этого, второго, было удивительным. Вообще, этот кластер следовало бы назвать первым. Именно в нем я спрятался от своих детских врагов. Я провел там всего несколько минут, а когда вышел и добрался домой, то встретил насмерть перепуганных, измученных родителей, разыскивавших меня по всей округе вместе с соседями и милицией больше полутора суток. Тогда еще я ничего не понимал и потому был напуган не меньше родителей. К стене старого склада я не возвращался очень долго и даже пытался выбросить из памяти воспоминания о произошедшем. Понимание пришло позже.

Во всех кластерах течение времени было немного иным, чем в нашем мире, но в этом особенно. В первом из открытых мною день равнялся году, и когда много лет назад я полностью осознал, какими возможностями теперь располагаю, меня охватил восторг. К счастью, я не поддался незрелому желанию немедленно устремиться в будущее. У меня хватило здравого смысла оценить величину неизбежных потерь. Впрочем, совсем избежать глупых ошибок мне все же не удалось.

Я зашел в этот кластер еще один раз. Случилось это в пору юношеской любви — яркой, пылкой, неумелой, когда чувство настолько велико, что управляет тобой, лишая разума, побуждая совершать неразумные поступки, одинаково причиняющие боль и тебе, и партнеру. Я ушел в кластер, чтобы скрыться из жизни на месяц. С безумной самонадеянностью я решил, что мое внезапное и таинственное исчезновение заставит мою любимую не только страдать, но и многократно увеличит ее чувства. Она поймет наконец, что я для нее на самом деле значу, и пожалеет о причиненных мне обидах, большую часть которых я сам и придумывал.

В тот раз я ошибся в расчетах: проведенные в кластере несколько часов обернулись не месяцем, а шестьюдесятью четырьмя днями. Но я ошибся и в главном, потому что когда выбрался наружу, обнаружил, что мир почти не заметил моего демонстративного отсутствия и не счел его таинственным. Мои друзья при встречах припоминали, что не видели меня довольно давно, и вежливости ради интересовались, где это я так долго пропадал. А моя любимая была с другим…

Тогда, пережив и перемолов горечь утраты, я решил, что этот кластер станет для меня спасательным кругом только тогда, когда не будет иного выхода.

Прошли годы. Когда стало возможно, я купил участок земли с заброшенным складом, снес его и построил дом. Желания укрыться в кластере ни разу не возникало. Жизнь моя протекала довольно ровно. Конечно же, не без неудач и огорчений, однако юношеские мысли спасаться от них бегством во времени мне в голову не приходили. А теперь кластер спасал меня не от глупых намерений, а от вполне реальных и смертельно опасных врагов.

— Время в кластере течет медленнее, чем в нашем мире примерно в четыреста раз, — заканчивал я свои объяснения. — То есть один проведенный здесь день равен году. У меня тут есть запас пищи и воды, он не очень велик, но его хватит, чтобы о нас забыли. Трех или четырех лет объективного времени (для нас они протекут за четыре дня) будет вполне достаточно.

— Четыре года… — повторила Вика. — Вы хотите, чтобы мы вычеркнули из своей жизни целых четыре года?

— Из вашей жизни вы вычеркнете лишь четыре дня, — терпеливо сказал я. — Четыре года минуют там, а не здесь. Впрочем, я могу вывести вас отсюда, когда снаружи пройдет только месяц — для этого нужно подождать всего полтора часа. Вопрос в том, что вы станете делать дальше? Месяц — слишком короткий срок для обретения безопасности. Не думаю, что наши враги так быстро о нас забудут. Лично я рисковать не собираюсь…

Тут они принялись громко спорить. Не со мной — друг с другом. Я не вникал в суть разногласий и демонстративно отошел в сторону. Маленький Петровский переводил вытаращенные глазки с одного из спорящих на другого, потом не выдержал накала страстей и тихонько заныл. Не прекращая спора, мать подхватила его на руки и вытерла мордашку платком. Как ни странно, он перестал плакать. Сидел тихо, слушал, склонив к плечу матери голову, и посапывал. Через некоторое время спор завершился.

— Так что вы решили? — поинтересовался я. — Между прочим, пока вы совещались, в нашем мире прошло четыре дня.

— Четыре дня? — Петровский осмысливал услышанное. — Четыре дня!..

— Если наши враги терпеливы, то устроили в доме засаду. Но больше недели все равно вряд ли вытерпят. Так что я рекомендовал бы подождать еще полчаса.

— В этом нет необходимости, — твердо сказал Петровский. — Мы решили последовать вашему совету. Мы остаемся…

* * *

В итоге мы провели в кластере целую неделю. Не скажу, что она прошла легко. Две женщины, привыкшие к жизненному комфорту и не слишком — друг к другу, частенько срывались, ссорились между собой и с нами, и тогда Петровский принимался терпеливо их успокаивать, улаживая разногласия. Нам приходилось экономить пищу, установив довольно жесткий рацион. Наедался вволю только маленький. Каждый из взрослых за эту неделю несколько потерял в весе, что, полагаю, пошло только на пользу. Из развлечений я мог предоставить лишь небольшую стопку детективов и легких романов, которые не глядя купил когда-то на книжном развале. Деваться было некуда, заняться больше нечем, поэтому в конце концов перечитали их все.