«Если», 2012 № 01 (227) - [68]

— Неужели канатная дорога еще работает?

Самый тупой способ разозлить Эндрю — притвориться незнайкой. Будь время, она бы придумала что-нибудь потоньше.

— Как раз сегодня последний день! Что, ты в самом деле…

— А раз так, вперед! — На слове «вперед» Арабелла припустила бегом, и брат спохватился не сразу.

Но вот он тяжело затопал следом. Эндрю мальчик крупный и не очень ловкий, с густыми светлыми волосами, а у Арабеллы — тонкие, вьющиеся, черные. Но сейчас он двигался на диво быстро, и сестра секунда за секундой проигрывала свою фору. В дверь они врезались вместе, и на крыше универмага, на площадке канатной дороги каждый объявил о своей победе.

Стены из шпунтованной доски не раз перекрашивались: краски все дешевле, а слои все толще. Арабелла замечала розовые, синие и зеленовато-желтые разводы, проступавшие через серый с красноватым отливом последний слой. Декоративная плитка с крестового свода станции осыпалась, оставив белесые цементные пятна.

Целыми оставались билетный киоск с латунным каркасом и расписной маковкой да еще защитный барьер, похожий на алтарную ограду, вот только кто-то сшиб почти все деревянные завитушки между балясинами. Объявление, что станция закрыта, валялось на полу, помятое, с темными следами подметок.

Наверху медленно вращалось в горизонтальной плоскости металлическое колесо шкива, принимая и стравливая трос. Канаты пересекали весь город вдоль и поперек, перетаскивая с крыши на крышу легкие деревянные кабины с пассажирами. Та, которую ждали брат и сестра, должна была прийти с крыши конторского здания, там тоже виднелась станция канатной дороги.

Под несущими канатами двигались тяговые, провисавшие под собственным весом; всего канатов было четыре.

А вот и кабина — нырнула с конторской крыши и скользит к ним. Трудяга шкив временами глухо постанывал: подшипники просили смазки. Кабина опустилась до нижней точки своего маршрута и паучком поползла вверх, к двойняшкам. За трос она держалась чем-то вроде согнутой руки со скрюченными пальцами. Ролики катились по несущему канату, а тяговый удерживался специальным зажимным аппаратом, попросту говоря — замком.

Замок взвизгнул — это вагоновожатый отпустил тяговый канат. Инерция несла кабину на колесо шкива, но тут ролики съехали на станционный рельс, и миниатюрный вагончик остановился. Раздвинулись двери, одни пассажиры вышли, другие вошли.

Чернявый вагоновожатый возвышался позади всех на своем насесте. Нынче у него последний рабочий день, а ему хоть бы что, совсем не видно, чтобы переживал. Сидит, поглядывает сверху вниз, следит, чтобы никого дверью не прихватило. Арабелле парень показался знакомым, но сколько ни всматривалась, так и не припомнила, где и когда видела его. Следом за братом она прошла к деревянной пассажирской скамье.

Теперь кабине можно скользнуть по наклонному рельсу, миновать шкив и снова ухватиться за тяговый канат. Тихо, но быстро она поехала прочь от станции, заполняясь по пути золотистым осенним светом.

Кабина пересекла широкую улицу: внизу полно трамваев и пешеходов. Проплыл застекленный купол, и Арабелла успела заглянуть в комнаты с миниатюрными манекенами и манекенами в полный рост. В одном ателье блеснула лысина — портной, стоя на коленях, закалывал булавками подрубочный шов. Окружавшие купол кариатиды воздевали руки, как будто в безмерном изумлении, а не для поддержки медной позеленевшей крыши. Поверх каменных греческих хитонов сидели матерчатые лифчики — показ моделей нынешнего года.

— Вот закроют канатку, шмотки тоже выставлять прекратят, — шепнула Арабелла. — Кто их увидит снизу?

— Преступление, самое настоящее, — проворчал брат.

Арабелла оглянулась на вагоновожатого. Темные глаза, волевой подбородок. Может, просто видела в прежних поездках таких вот мужественнных? Говорят, в канатчики набирают по внешнему виду.

— А ты знаешь, почему закрывают? — спросила она.

Эндрю мрачно кивнул:

— Слишком жирно получается. Возят нас туда-сюда, по разным интересным местам. Кое-кому это не по нраву. Кое-кто предпочел бы, чтобы мы от этих мест держались подальше. А то, мол, происходит нарушение личного и общественного покоя. Ну, еще деньги. Канатный транспорт, говорят, слишком дорого обходится. Такие вот объяснения.

Канат пошел кверху, к большой станции со стеклянными навесами и узорчатым кованым ограждением. На ней вращались могучие приводные шкивы, не чета натяжным, тем, что на площадке универмага. Когда кабина остановилась, сразу ощутилась вибрация машины.

Эндрю выпрыгнул первым, сестра вышла вслед за ним. Вдали, по другую сторону главного торгового района, серой глыбой высился покинутый ими универмаг. Пестрели на стене рекламные надписи, но с такого расстояния не разобрать ни слова.

Опустевшая кабина с шумом въехала на стрелку, отпустила тяговый трос, прокатилась несколько футов под уклон по рельсу, ухватилась замком за другой канат и скрылась из глаз вместе с вагоновожатым.

— Ну, ладно, — вздохнула Арабелла. — Дальше-то что?

— Лампы, — бодро ответил Эндрю. — И всякое прочее. Ищем подарок.

* * *

По идее, в магазине должны царить тишина и порядок. Но здесь брат с сестрой застали сущий бедлам: витрины нараспашку, экспонаты извлечены и разложены там и сям, на полу несколько приказчиков запихивают в коробки смятые газеты.