«Если», 2010 № 04 (206) - [82]

Пока к нам приближалась новая волна Bf-109, я надеялся, что это окажутся те самые неопытные пилоты, которых мы заметили раньше. Но когда увидел маркировку самолетов, то понял, что нам не повезло. JG-52 стала ужасом на восточном фронте, где на ее счету было около десяти тысяч побед. В конце войны несколько эскадрилий были переброшены на западный фронт. Я уже сталкивался с этими парнями — они были профессионалами.[8]

— Смотрите в оба, Шельмецы. Эти парни — проблема.

Теперь, когда бомберы сделали свое дело, правила игры изменились. Немцы больше не кидались столь назойливо на большие самолеты. Они хотели угробить нас всех. И начался яростный воздушный бой. Независимо от моего желания, я стал заменой Бугера, а Чокнутый Джо — моим ведомым. Или точнее, я — его ведомым, потому что он был менее опытным пилотом и нуждался в моем бдительном присмотре, чтобы уберечься от неприятностей. Эта проблема стала теоретической, когда он допустил серьезную ошибку и слишком резко бросил свой самолет вверх, догоняя немецкий истребитель. «Мустанг» — машина верткая, но не любит резкие маневры, и это вдвойне справедливо для тяжелой и бронированной боевой птички. У него оторвался горизонтальный стабилизатор, и самолет завертелся, потеряв управление. Я проследил, как Чокнутый откидывает фонарь и вываливается из кабины. У него получилось, но мне показалось, что он ударился о хвост. Затем раскрылся его парашют, и Чокнутый полетел вниз, навстречу судьбе.

Именно тогда на меня навалились эмоции, которых я никогда прежде в симуляциях не испытывал. Я разозлился. Черт, да какая там злость — я был в ярости! Я только что потерял того, кого должен был защищать, и предотвратить это оказалось не в моих силах. Меня буквально раздавила вся эта ситуация, и я желал только одного — смерти наших мучителей. Я набросился на них с такой прямолинейной сосредоточенностью, какой у меня доселе не бывало. Вскоре я сбил еще двух и приближался к третьему, как вдруг заметил, что у моего противника что-то не в порядке. Скорость его внезапно упала, и тут я увидел, что его пропеллер крутится вхолостую, за счет встречного воздуха. Это меня поразило, потому что немецкий самолет выглядел неповрежденным. Отказал двигатель? Скорее всего, кончилось горючее.

Жалости во мне не нашлось, и я всадил в него убийственную очередь, чтобы он никогда больше не потревожил наших пилотов.

И тут мой самолет издал странный звук — словно по металлическому мусорнику принялись часто колотить ломиком. В фонаре появились две дыры, а по спинке сиденья что-то шарахнуло не хуже кувалды. Осознав, что перестал следить за хвостом, я сделал «бочку», уходя в сторону. Грохот оборвался столь же внезапно, как и начался. Обернувшись, я увидел, как слева от меня падает горящий «мессер», волоча за собой дымный хвост. Самолет перевернулся брюхом вверх, пилот вывалился из кабины. Сзади неподалеку я увидел самолеты Деда и Болтуна.

— С возвращением, Адский Огонь.

Я осмотрелся. Бомбардировщики уже ускользнули к безопасным небесам над Францией, а оставшиеся «мессеры» повернули к своим аэродромам, почти наверняка на последних каплях горючего. Небо осталось за нами. Я подсчитал: от девяти наших самолетов осталось шесть. В строю не оказалось Дружбана, и никто не смог вспомнить, что видел, как это произошло. Если учесть, сколько немецких самолетов мы сбили, наверное, мне следовало бы радоваться, что наши потери столь небольшие.

Но небольшими они мне точно не показались.

На обратном пути к побережью мы поддерживали радиомолчание. Не хотелось ни шутить, ни хвалиться. У меня было время подумать о том, что благодаря моему своевременному предупреждению Шельмецы потеряли лишь троих, а не сгинули полностью, и в результате мы спасли все бомбардировщики, кроме одного, уничтоженного зениткой. Пятьдесят пять спасенных жизней… на скольких людей это повлияет к тому времени, когда я появлюсь на свет?

Но в действительности ничего ведь не было. Каким бы реальным мне все ни казалось, это лишь симуляция. Я не возвращался во времени, чтобы спасти этих храбрых парней. Я лишь создал их снова, чтобы удовлетворить свое навязчивое любопытство. Они добровольно согласились взглянуть в лицо таким опасностям, какие я едва мог вообразить, зная, что рискуют при этом своей жизнью и будущим, потому что у них есть долг перед страной и необходимость остановить диктатора-убийцу. Они думали, что именно этим занимались в том аду, через который я их только что провел. На самом деле они сражались ради моего развлечения. А еще хуже: я знал, что хотел блеснуть перед своим предком летным мастерством, обретенным с помощью технологий, неизвестных этому поколению. И уже совсем скоро я велю Венди отключить симуляцию, и все эти замечательные призраки снова растают в синт-пространстве, такие же несуществующие, какими они были эти полтора столетия.

В тот момент меня поразила мысль, что я возродил их к жизни только для того, чтобы снова убить.

В далекой дымке впереди показалась Англия.

— Почти дома, Адский Огонь, — сообщил Дед. — Я знаю в городе симпатичный паб. Наверное, ты сможешь получить разрешение посидеть там с нами сегодня вечером? Тебя здорово изрешетили — это можно будет считать аварийной ситуацией.