«Если», 2009 № 09 (199) - [91]

Зеркально-гладкая вода стояла гораздо выше, чем в прошлый раз: она лениво плескалась в считанных десятках футов впереди. Темная, подсвеченная лишь звездами и узорчатым отражением островных огней. Луны не было. Маяк мигнул — раз, другой — и канул во мрак. Прежде чем он зажегся вновь, Гэвин различил сидящую у кромки воды Аманиту: несчастный, сиротливый сгусток тени, — и шумно выдохнул, глупея от облегчения. Санчо встрепенулся, но язык придержал.

Гэвин медленно прошел по мягкому склону, потом по твердому песку у границы прилива и остановился рядом с Аманитой, внезапно охваченный тем же смущением, что в памятную ночь у нее дома. На коленях у девушки что-то слабо поблескивало. Маленькое зеркальце, белесое, как старая ракушка. Стекло отливало перламутром, словно затуманенное лунным сиянием. Вдалеке крикнула чайка.

— Пришел, — заметила Аманита без удивления, не сводя пристального взгляда с моря.

— Ага. — Он опустился на колени рядом с ней. — Это ничего?

Она пожала плечами.

— Такая у тебя натура.

Он слегка обиделся:

— Между прочим, я беспокоился.

— Ты прочел письмо.

Он покраснел.

— Э... да. Я... Санчо залетел на стол, и...

— Ты подумал, я учиню какую-нибудь дикость. Вскрою вены, удавлюсь. Брошусь в бурное море.

— Ну да, — сознался он. — Слава богу, я ошибся.

Она опять пожала плечами.

— Зря переживал. На самом деле ничего не изменилось. — В ее голосе впервые зазвучала горечь. Она посмотрела прямо на Гэвина. — Видишь?

Он видел, даже в безлунную ночь. Теперь он пожал плечами.

Аманита всматривалась в его лицо обоими глазами, но, не дождавшись ответа, вновь отвернулась к морю.

— Я собралась уехать туда, — сказала она. — Достаточно темно. И план я обдумывала довольно долго.

Он проследил направление ее взгляда — вдоль глади темной воды — и содрогнулся.

— Всю жизнь, — сказал он.

— Всю жизнь, — подтвердила она.

— И?..

— Застряла. — Аманита погрузилась в молчание. Наконец она вновь повернулась к нему и спросила: — А что, сэр Гэвин, мой бедный добросердечный рыцарь, я безумна?

— Да. Но не больше многих прочих.

— Правда? — Она вскинула тяжелую бровь. — Значит, ехать?

— Это вам решать, не мне.

— Поедешь со мной?

Он отвернулся к морю. Огни казались совсем крохотными, далекими, будто звезды. Он сглотнул.

— Ложись в др-рейф! — вдруг скомандовал Санчо, и они вздрогнули.

Гэвин хихикнул.

— Сколько тут, шесть миль? — выговорил он фальцетом. — Пожалуй, я мог бы...

— Молодец. — Аманита поднялась и на пару шагов отошла от воды. Потом помедлила, обернулась и швырнула зеркальце в воду. Оно перевернулось, сверкнуло и легко пошло ко дну.

— Зачем...

— Оно лежало вместе со мной в корзине, — сказала Аманита. — Я и без него все про себя отлично знаю. Идем. — Она решительно направилась прочь.

Гэвин замешкался, оглянулся на черную, озаренную звездами гладь, которую морщила только рябь, расходившаяся от места, где ударилось о воду и затонуло зеркало.

— Айда! — крикнул Санчо и перелетел на плечо к Аманите.

— Предатель, — буркнул Гэвин, торопясь следом.

На вершине песчаного холма он догнал ее, и остаток пути они прошли вместе.

— Засел нехило, — заметил Гэвин, изучая полупогребенные диски «фольксвагена».

— Вытащим, — она встала на колени возле правого переднего колеса и открутила колпачок ниппеля. Зашипел воздух. — Манометр есть?

— Да. А что?..

— Надо стравить хотя бы половину. Принцип песчаного багги: у ненакачанных, широких шин сцепление с мягким сыпучим грунтом лучше. Тащи свой манометр.

Гэвин выполнил приказ и начал выпускать воздух из задних колес. Аманита решила, что двенадцать фунтов, в общем, самое то.

— Плакали твои шины, — заметил он.

— Не твоя забота, — отрезала она, и Гэвин опять залился румянцем: девушка была права. — Ладно, я за руль, ты толкаешь.

Она села в машину вместе с Санчо, а Гэвин прочно уперся ступнями в песок. Он нагнулся, крепко взялся за задний бампер и поднатужился. Аманита включила зажигание, мотор вяло заработал.

«О Господи, во что я встрял?» — подумал Гэвин, но тут Аманита газанула, отпустила сцепление, и он что было мочи потащил вверх забавный покатый багажник, скользя, зарываясь в рыхлый песок разъезжающимися ногами, почти падая на колени, а «жук» артачился, вилял и вздымал колесами трехфутовые фонтаны песка. Внезапно машина накренилась, приподнялась и прыгнула вперед. Гэвин едва не сунулся носом в землю. На раме пассажирского окна Санчо, ликуя, засвистел Бетховена.

Увязая в песке, Гэвин косолапо пустился машине вдогонку, запрыгнул на задний бампер и мертвой хваткой вцепился в скобу на дверце моторного отсека. Двигатель под щелястой решеткой воздухозаборника выл, кашлял и фыркал, как тонущий кот. Аманита переключила передачу, машина в очередной раз накренилась, и они одолели последние ярды до вершины. «Жук» клюнул носом и устремился под горку. Желудок Гэвина начал путь наверх.

«Фольксваген» пересек линию прилива, и Аманита сбавила ход.

— Давай внутрь! — крикнула она.

Гэвин покорно соскочил с уезжающего из-под него бампера на неровный песок, с трудом устоял на ногах, чудом ухватился за ручку, рывком распахнул дверь и нырнул на сиденье, как раз когда уклон начал сходить на нет. «Жук» выкатился на слежавшийся сырой песок и наддал. Дверь захлопнулась — Санчо отчаянно замахал крыльями, чтобы удержаться на своей жердочке.