«Если», 2007 № 03 (169) - [39]

— Знаете, — начал я, — а ведь в некоторых музыкальных произведениях прослеживается явное сродство.

Серьезный лысеющий человек по ту сторону стола только кивнул.

— Способности к музыке у меня не ахти, но я умею узнавать произведения одного и того же композитора. Слушаю я симфонию, сонату, оперу или реквием, — поспешу добавить, все это не мои, а мамины вкусы, — но я определенно могу сказать, что это Моцарт.

Мой собеседник вяло ковырял вилкой картошку фри. Этот англичанин, Найджел Уэллмен, преподавал в соседнем общеобразовательном колледже. Его специальностью был лексический анализ, отдаленно родственный анализу дискурса, что и подвигло его откликнуться на сообщение, принятое автоответчиком. Без предварительной проработки литературы я вообще ничего бы о нем не узнал. Мы встретились и договорились пообедать вместе.

— Если бы вы сказали, что хотите поговорить о музыковедении, я направил бы вас к кому-нибудь еще на факультете.

Я приглашал его обсудить кое-какие вопросы той области, где наши исследования соприкасались, и не собирался отступать от своего плана.

— Потерпите, Найджел. — Я постучал по донышку бутылки с кетчупом. — Музыка лишь аналогия. У меня есть гипотеза, и надеюсь, вы ее подкрепите — что подобное сходство можно проследить в текстах того или иного автора.

— Разумеется, такое сходство существует. На нем в частности основаны утверждения, будто Шекспир не создавал пьес, которые обычно ему приписывают. Хотя главный кандидат на их авторство сэр Фрэнсис Бэкон, есть и другие, не менее весомые. — Его голос потеплел, глаза загорелись. — Например, Кристофер Марло или Эдвард де Вер, граф Оксфордский. Лексическая метрика крайне интересная область.

— Метрика?

Разговор повернулся так, что я едва успевал вставить слово.

— Вот именно. — Мой собеседник быстро отпил колы и пустился читать лекцию. А мне только того и надо, я ведь здесь, чтобы учиться. — Использование языковых средств можно представить в количественной форме путем целого ряда весьма точных методов. Длина среднего предложения и его вариативность. Число слов и предложений в среднем абзаце и вариабельность оных. Объем словарного запаса и частотность употребления синонимов. Затем структура предложения: предпочтение действительного или страдательного залога, частота сложноподчиненных предложений, частота замены существительного местоимением. — Подчеркивая свои излияния взмахами вилки, Найджел совершенно преобразился, скинув маску угрюмого субъекта, с которым я познакомился четверть часа назад. — Есть масса прочих методик: подсчет употребления иностранных слов, различных фигур речи и так далее.

Наконец поток иссяк. Я давно уже перестал следить за деталями и находил утешение лишь в том, что слушаю мнение специалиста: Найджел не только много публиковался, но его статьи часто цитировали в академических журналах. Погрузившись в атмосферу лексического анализа, я невольно стал замечать собственные жиденькие метафоры.

— Я спрашивал, — раздраженно сказал он вдруг, — о вашей цели.

— Что?

В его стакане не осталось ничего, кроме льда. Он помешал оплывшие кубики соломинкой.

— Внезапный интерес к лексическому анализу всегда означает только одно: желание доказать или опровергнуть авторство тех или иных материалов… На кого зуб точите?

— Чисто научное исследование, уверяю вас.

Найджел скептически поднял бровь.

По дороге на встречу я, бормоча под нос, репетировал речь, готовясь как раз к такому моменту. И сейчас объяснил, что, изучая интернет-чаты, уловил сходство в якобы независимых постах.

— Поэтому, — сказал я в заключение, — у меня появилось подозрение, что одни и те же лица пользуются множеством псевдонимов. Кто-то старается подкрепить свои аргументы, прячась за несколькими личинами. Если я прав, здесь можно написать статью — но не мне. Моя область не психология, не лингвистика, а социология… Зачем мне работа о кучке скептиков-уфологов, которым больше нечем заняться?

Мы попрепирались из-за того, во что мне обойдется беглый просмотр нескольких чатов и остановились на пироге с банановой начинкой. Найджел взял список чатов и ников, и мы расстались.

— Мои результаты, — заявил несколько дней спустя Найджел, — стоят целого стейка.

И отказался дать объяснения по телефону. Плюсом стало то, что он звал к себе: у него была куча бумажек, которые он хотел мне показать и которые были разбросаны у него по всей квартире, поэтому мясо я купил в ближайшем магазине.

Пакет с полуфабрикатом он равнодушно бросил в холодильник, из которого достал пиво — холодную бутылку для меня, себе он взял теплую из шкафа. А после повел в кабинет, декор которого складывался из чахлых деревьев и бледной подсветки.

— Что новенького?

Найджел указал на единственный стул.

— Вас интересовало: не меньше ли на самом деле скептиков, чем заявленных ников? — Он буквально подпрыгивал на месте.

— И что оказалось?

— Вы совершенно правы!

К стене был пришпилен мой исходный список, возле каждого ни-ка стояла галочка. Он постучал по нему для наглядности.

— Гораздо меньше.

И стал по очереди совать мне под нос страницы из кипы распечаток, изукрашенных разноцветными маркерами.