«Если», 2006 № 10 (164) - [87]

Я встал прямо, развернул плечи. Достал из кармана «коробочку». Подумал злорадно: «Если вы сейчас наблюдаете через объектив, полюбуйтесь последний раз пейзажем…» Размахнулся и по дуге пустил серебристую «коробочку» над водой. Будто гранату! Как можно дальше!

Ну, до чего же я невезучий! Думал, булькнет она, уйдет на дно, и засосет ее болотистый ил. А «коробочка», пролетев метров двадцать, угодила прямо на дальнюю кочку. И ехидно так заблестела среди травяных волокон.

Вот скотина! Я чуть не заревел. Придется теперь добираться до кочки — то ли по брюхо в иле, то ли вплавь — доставать, кидать снова.

А если они, увидев такое дело, решат отомстить? Меня тряхнуло ознобом, как голого перед прорубью. Впору было зареветь, но я сцепил зубы, сбросил кроссовки и начал расстегивать штаны…

— Грин!

Я оглянулся. У начала хребта с двумя велосипедами, раздобытыми, видимо, моим способом, стояли Май и девочки.

— Не ходите сюда! — крикнул я. Но они, конечно, тут же полезли по камням в мою сторону. Тогда я опять натянул сырые кроссовки и полез навстречу.

Встретились на плоском камне среди головок рогоза.

— Грин, что случилось?! — резко спросил Май. Он, кажется, злился, и я видел это впервые.

— Плохо случилось, — сразу ответил я. — Хотел ее утопить, а она попала на кочку. Вон туда… — Я кивнул назад, и они тоже разглядели серебристый блеск.

Света распахнула глаза:

— Грин, зачем?

Тогда и я разозлился:

— А вам нужна бомба на взводе?!

Май понял, что дело может кончиться ссорой:

— Ребята, подождите… Но ведь скоро два часа. Я бы нажал кнопки, и всякая связь отключилась бы.

Я опять чуть не заревел.

— Ну, детский сад!.. Вы что, с другой планеты? Она, конечно, отключилась бы! Вместе с тобой! И потом долго собирали бы твои клочки для крематория.

Май и Света одинаково заморгали. До них что-то доходило, но медленно.

До Греты дошло быстрее.

— Грин, ты думаешь, они… смогли бы?

— Почему нет? Если император отказался, он уже не император, а помеха, лишний свидетель. Таких убирают.

Май наконец уяснил всё. Или почти всё. Мотнул головой так, что разлетелись волосы.

— Грин… но они же все-таки люди…

— Люди они каждый по отдельности, — вспомнил я записанный «коробочкой» разговор. — А когда начинается политика… Господи, Май! Ты же сам это им только что говорил!

Он опять мотнул волосами.

— Да… я полный лопух. Но они же дали слово!.. Я опять «детский сад», да?

— Да! — безжалостно подтвердил я. — И потом… какое слово они дали? Что не будут шпионить. После двух часов. И не стали бы. Потому что — за кем… ваше величество?

Он мог здорово обидеться, но не стал. Вернее, не обратил внимания на мой тон. Сказал с этаким печальным удивлением:

— Тогда непонятно. Зачем ждать спутника и двух часов? Могли ведь нажать кнопку и сами. Дистанционно…

Однако у меня был ответ и на этот вопрос:

— Могли, но не хотели. Получилось бы, что они стали бы убийцами. Даже цареубийцами. А тут мальчик Май Веткин случайно подорвался на непонятной штучке, никто не виноват…

— Сволочи… — прошептала ласковая девочка Света.

— Люди, а ну пошли отсюда! — вдруг приказала Грета. — Быстро, быстро. Мало ли что они думают теперь… Мы ведь не знаем, какой у нее разлет осколков… Марш вон туда! — И она показала на кирпичную стенку с оконными проемами. Это были развалины старинного пакгауза.

— Это вы «марш», — боязливо вспомнил я. — А мне-то надо на кочку. Взять эту штуку и забросить подальше.

Грета посмотрела на меня продолговатыми коричневыми глазами.

— Дер кнабэ ист кранк? — сказала она тоном братца Лыша (и это, очевидно, значило, что я спятил).

— А что делать-то? — спросил я, чувствуя себя кругом виноватым.

— А кто-то обзывался «детский сад»! — Грета, вытянув шею, опять глянула на кочку с яркой искрой. Потом, видимо, боясь «дальней прослушки», выхватила блокнотик и написала в нем корявое слово: «Гиперболоид».

Май и Света укатили за лучеметом, а мы с Гретой затаились в развалинах склада. За кирпичной стеной мы чувствовали себя в безопасности. Стало казаться даже, что все случившееся — вроде игры… Мы сидели у окна друг против друга, прижимаясь плечами к стене. Грета беззаботно (хотя беззаботно ли?) похлопывала себя черной пилоткой по сандалиям. Ноги у нее были совсем как у индейца, царапины на коже выделялись частыми белыми нитками. Впрочем, и у меня почти так же. Только у меня еще была свежая ряска. Я начал стирать ее ладонью, скатывал в тонкие зеленые валики и внимательно разглядывал их. Почему-то стеснялся смотреть прямо на Грету.

А она все щелкала пилоткой и мурлыкала неразборчивые слова на мотив «Уралочки». Потом спросила;

— Грин, это ничего, что я пою твою песенку?

— Почему же мою? Она ведь общая. Всех, кому нравится…

— Но строчки-то те самые… из письма. Запомнились почему-то. — И она спела понятнее:

В лесу нашли мы ёлочку

С искусственной хвоёй…

— Пой на здоровье… Мне даже нравится… — И я, почти не стесняясь, допел вместе с ней:

Поставили на полочку,

А дальше ой-ёй-ёй…

И оба посмеялись.

— Грин, а других слов ты не помнишь?

— Я вспомнил еще немного. Недавно… А может, придумались. Но это уже из середины песенки, жалоба Юшика, когда он под полкой:

«Зачем меня вы дразните?