«Если», 2006 № 10 (164) - [103]

— Толстой же от авторских прав еще в своем земном бытии отказался. Ему все равно и вообще ниже его достоинства. А Достоевский сказал — может быть, так надо? Унижение ведет к страданию, а страдания очищают… А вот Блок, Мандельштам, Цветаева очень недовольны… возмущены…

— Просто какое-то общество мертвых поэтов.

Альбин никак не отреагировал на эту реплику. Видимо, кинематограф не входил в сферу его интересов.

— Но больше всего — Есенин. Он всех остальных разметал, хочет права свои отстаивать.

Есенин входил в список КиД. Но Виктору было любопытно другое.

— Что же он именно к этому проекту привязался? Есенин — личность популярная, прости господи, культовая, про него романы пишут, кино снимают…

— Он сказал — там не я и даже не похож. Мало ли что актеры рожей хлопочут! А тут, говорит, от моего имени документ подписан. И дальше непечатно. Да вы сами послушайте…

— В каком смысле «послушайте»?

— Они не могут сами обращаться, им посредник нужен. И вот — они никак не могли до нас добраться, а тут я…

— В транс впадать будете? — ядовито осведомился Шметтерлинг. Розыгрыш начинал терять оригинальность. Пошел эпизод из «Привидения». Но Вупи Голдберг была колоритнее Альбина.

— У вас совершенно неверные представления о нашей работе. Транс — это для дилетантов. Все будет по-другому. Сейчас я вам покажу.

— Эй, погодите! — (Мало ли, а вдруг он гипнотизер. Усыпит — и прощай, ноутбук.) — Желательно, чтобы при вашем общении присутствовало третье лицо.

— Я не против.

Виктор выглянул за дверь.

— Люда, иди сюда!

— Что случилось?

— Похоже, будет цирк. Помнишь мужика, который в пивнухе общался с духом Высоцкого? Тот же нумер, только типаж почище. Так что не исключен сюрприз.

Сюрприз уже стоял на общем обозрении. Пока Виктор договаривался с Людочкой, Альбин извлек из портфеля какой-то агрегат и водрузил на стол. Людочка по молодости лет могла и не знать, что это такое. А Шметтерлинг знал, но не видел много лет. И где теперь увидишь пишущую машинку, если даже пенсионеры нынче пользуются компьютерами.

— У ней внутри неонка? — осведомился Шметтерлинг. Это было уже не «Привидение», а нечто более родное.

— Не понял…

Очевидно, классика научной фантастики была столь же чужда Альбину, как и классика кинематографа.

— Вы будете печатать под диктовку поэта?

— Нет. Печатать будет он. Видите ли, нематериальная сущность обладает определенным количеством энергии, чтобы производить некоторые физические действия. Но для того, чтобы привести эту сущность в плотный мир, нужен проводник. Ну, как розетка нужна, чтоб включить ток. Я, конечно, мог бы воспользоваться компьютером, но тогда бы вы мне не поверили. Сказали бы — действует какая-то хитрая программа, которая реагирует на человеческий голос. Я долго ломал голову, как бы наладить связь, потом нашел вот эту машинку, она у меня на антресолях стояла — от родителей осталась…

— Очень трогательно.

Альбин не обратил внимания на иронию.

— Потом долго пришлось уговаривать Сергея Александровича. Он ведь печатать не умел, от руки писал. А от руки у меня может не получиться, совсем другой принцип…

— Ну, давайте заканчивайте, — Виктору представление уже надоело.

— Так бумага же нужна! — Альбин глянул на него недоуменно.

Люда молча вытащила из принтера пару чистых листов и протянула их коннектеру. Тот заправил их в машинку, но против ожидания отодвинул стул от стола метра на полтора и закрыл глаза.

Виктор хотел было сказать: «А обещал — транса не будет», но в этот момент послышался щелчок. Потом другой. Это стучали клавиши машинки. Неуверенно и не в такт. Так, словно по ним били одним пальцем.

тутядАва йужеподЕлу

— И как это получается? — спросил Виктор.

ТАКИПОЛУЧАЕТСЯ чего УСТАвился иливморду хошь

— Не катится, уважаемый! Известно, что хотя Есенин и любил прикидываться простачком, писал он вполне грамотно.

Альбин открыл глаза, вздохнул.

— Это когда у него было материальное тело. Вы пробовали бить по клавишам одним усилием воли, да еще не умея печатать? Хотя… я так и знал, что вы мне не поверите. Можете разобрать машинку.

Если он рассчитывал на деликатность Шметтерлинга, то ошибался. Есть обстоятельства, при которых деликатность и прочие интеллигентские штучки следует задвинуть подальше.

Отвертки у Виктора не имелось. Зато имелся жизненный опыт.

— Люда, у тебя пилки для ногтей с собой нет?

Какой бы ни была Люда эмансипе и вообще филологиней, о красе ногтей она думала. И пилка у нее нашлась. С помощью этого орудия Виктор отвертел шурупы. И был изрядно удивлен. В покрытых пылью десятилетий потрохах пишмашинки никакого хитромудрого устройства не обнаружилось.

— Но как же…

Тут снятый кожух машинки поднялся и ударил нагнувшегося над столом Шметтерлинга по лбу. К счастью, Виктор был без очков, иначе удар мог повлечь серьезные последствия.

— Эй! — рыкнул Шметтерлинг. — Если вы телекинетик, думаете, у вас есть право людей калечить?

Снова защелкали клавиши — на сей раз не у машинки, находившейся в разобранном виде, а у включенного ноутбука.

На экране появились слова:

за телекинетика ответишь черт нерусский

— Сергей Александрович! — в отчаянии воскликнул Альбин. — Это он меня обозвал, а не вас! Он думает, что это я его ударил!