«Если», 2006 № 07 (161) - [4]

— Давай, братва, налетай!

Звон разбитого стекла, пронзительный визг продавщиц только раззадорили Колыванова. Он проскользнул между двумя опешившими покупательницами и рванулся к подсобке, где хранились основные запасы. Неожиданно навстречу ему выскочил хозяин магазина. Лицо у него было перекошено от ненависти и страха, в руках он держал бейсбольную биту, но Николая Петровича это не остановило. Он уже вошел в раж и был настолько взвинчен, что полез бы и на автомат, и на целый танковый полк.

— Уйди, гад! — неистово заорал Колыванов и запрыгнул на стойку. — Хватит, попили нашей кровушки!

Николай Петрович хотел было добавить об отцах и дедах, которые строили этот магазин, но не успел. Не целясь, хозяин врезал ему битой по голове, и свет в глазах Колыванова померк.

Очнулся Николай Петрович на больничной койке. В голове монотонно гудел Царь-колокол, губы прикипели друг к дружке, а пересохший язык отказывался шевелиться. Колыванов с трудом разлепил глаза. Он потрогал голову и понял, что она туго перебинтована.

Николай Петрович огляделся. Он лежал в больничной, палате на восемь коек. Никого из соседей почему-то не было видно, хотя на тумбочках стояли всевозможные баночки, бутылки, чашки и пакеты с соком. Мятые, разобранные кровати также говорили том, что он лежит не один. Колыванов повернулся к окну и увидел знакомую щуплую фигуру Ангела справедливости. Нахохлившись, словно большая хищная птица в зоопарке, тот печально смотрел на него и молчал.

— Здорово, — с трудом ворочая языком, хрипло проговорил Николай Петрович. Он отметил про себя, что солнечный свет проходит сквозь Ангела, словно через легкую штору, отчего тело его казалось желтоватым и почти прозрачным.

— Здравствуй, — тихо ответил Ангел.

— А где все?

— Ушли обедать, — сказал Ангел и отвел взгляд. — Ну что, восстановил справедливость?

— Да ладно, — как-то неопределенно ответил Колыванов. Он тоже отвел глаза и зло добавил: — Небось знал, что меня по башке треснут.

— Нет, — покачал головой Ангел. — Предугадать все, что ты можешь натворить, невозможно. Глупость непредсказуема.

— Да. Ты слишком умный, — огрызнулся Николай Петрович.

— Давай оставим эту тему, — предложил Ангел. — А то мы скатимся к взаимным оскорблениям. — Он слегка расправил одно крыло, потянулся и равнодушно проговорил: — Я хочу предложить тебе попробовать еще раз.

Колыванов недоверчиво взглянул на Ангела, оживился и даже приподнялся на локтях.

— Что, опять на митинг? — Да.

Неожиданно Николай Петрович сник. Он отвернулся от окна, помолчал, а затем ответил:

— Нет, больше не надо. Лучше сделай, чтобы я оказался дома. Так хорошо день начинался.

— Ты же можешь уйти с митинга домой, — словно поддразнивая его, сказал Ангел. — Живой и здоровый. Но без вантузов.

Подобный вариант как-то не приходил Колыванову в голову. Он обрадовался, всем телом повернулся к Ангелу и воскликнул:

— Точно! Ну ее к черту, эту справедливость! Может, ее вообще не существует.

— Но я-то существую.

— У тебя на лбу не написано, кто ты, — ответил Николай Петрович.

— Смотри-ка, ты начинаешь думать, — вдруг тяжелым басом произнес Ангел. Голос его стал таким низким, что по спине Колыванова пробежал холодок, и он со страхом посмотрел на своего благодетеля. — Мне пора, — прислушавшись, сказал Ангел. — Твои соседи возвращаются.

И действительно, за дверью послышались голоса. Николай Петрович посмотрел в их сторону, а когда снова повернулся к окну, Ангела уже не было.

— А я?! — забеспокоился Колыванов. — Ты же обещал!

Проговорив это, он почувствовал легкое головокружение, закрыл глаза, а когда открыл, то обнаружил себя стоящим в толпе на митинге. Повязки на голове не было, он себя прекрасно чувствовал, а оратор на трибуне в который раз повторял: «Это все принадлежит вам!».

Домой Николай Петрович вернулся вовремя. Стол был накрыт, запотевшая бутылка водки, как положено, занимала свое почетное место среди тарелок со снедью. Теща с женой заканчивали прихорашиваться, и над всем этим плыл одуряющий запах домашнего благополучия. Колыванов поглубже втянул ноздрями воздух, на пару секунд зажмурился и быстро пошел к столу.

Николай Петрович успел лишь оглядеть стол, как вернулся Алешка. Он вбежал в комнату с надкусанным «Сникерсом» и закричал:

— Пап, там настоящая революция, люди магазины грабят!

Татьяна Васильевна недвусмысленно посмотрела на мужа и хлопнула сына по руке.

— Не ешь сладкое перед едой.

— Ну, грабят и грабят, — не глядя на жену, ответил Колыванов и потянулся к бутылке. — Мне-то что? Могу я хотя бы в праздник отдохнуть?

— Не спеши, — сказала жена и отобрала у Николая Петровича бутылку. — Успеется, нажрешься.

— Мам, я пойду еще погуляю, — с порога крикнул Алешка, и дверь за ним захлопнулась.

Наконец все сели за стол. Теща тихо проворчала: «У всех мужья, как мужья», — но против обыкновения Колыванов сдержался и промолчал.

На этот раз праздничный завтрак тянулся куда дольше. Когда он закончился и женщины ушли мыть посуду, Николай Петрович достал сигарету и осторожно через стекло глянул на балкон. Пока он разглядывал пустое пространство, вернулся Алешка. Колыванов услышал даже его пыхтение, а затем удивленный возглас жены: