«Если», 2005 № 02 (144) - [68]

— Но почему Z? Откуда такое название?

— Так отдел проходит по документам.

— Это филиал Нацбеза?

— Скорее всего.

Не внезапное овеществление слухов, не туманная легенда, вдруг обратившаяся в реальность — такое иногда случается, почему-то его поразило лицо Гайи. Она с каким-то гадливым интересом уставилась на Отто Цаальхагена. Зеленоватые глаза сузились, неприятный румянец выступил на щеках. Гаммельнский дудочник сидел на стульчаке, ниже колен скинув мятые синие штаны. Большую голову все еще окаймляли крупные кудри. Правда, теперь они не походили на олимпийский венок. К тому же писатель не подозревал, что за ним наблюдают.

— Много теперь таких?

Гайя его поняла. И улыбнулась:

— На пароход точно хватит.

Для нее философский пароход был уже решенным делом. Какую-то часть надломившихся людей, считала она, и впрямь следует выслать. Их не за что убивать, но они не приносят никакой пользы. Скорее, вред. Кому это нужно? Она смотрела на факты трезво. В этом она всегда оставалась истинной гражданкой Есен-Гу. Она никому больше не хотела передоверять своего будущего, особенно уродам. Отработанный материал должен рассеиваться во времени и пространстве. Так было всегда. У природы не бывает любимчиков. Нельзя же считать любимчиками тупых морщинистых гаттерий, доживающих свой нудный век на островах, полностью отрезанных от потрясенного Катастрофой мира, или пучеглазых латимерий, бессмысленно двигающих хвостами в придонных течениях.

Неудачники. Так точнее.

Природа любит очищать планету для новых видов. Она с энтузиазмом сотрясает целые континенты, обрушивает горные цепи, разражается чудовищными потопами, выжигает цветущие долины раскаленными пепловыми тучами, рассылает по всей Земле мириады все новых и новых вирусов.

Дети вырастут — разберутся?

Но чьи дети?

Гай видел нежную линию лба, чуть приподнятые уголки губ Гайи, — раньше такая малость его смиряла. Но теперь он боялся. Он страшно боялся. Красота действовала на него удушающе. Он предпочел бы общество матери Хайке, а не зеленоглазой красавицы, пытающейся разобраться с его тестированием. В Экополисе он никому не нужен, это наконец дошло до него. Все отправились в будущее, а его забыли. Он пытался войти в вагон, а его оттолкнули. Он остался один на грязном безымянном полустанке, которому грозит обязательная и скорая медитация (в понимании офицера Стууна). А в поезде, умчавшемся в будущее, нежная Мутти с наслаждением изучает арабскую каллиграфию. Там много других людей, которые когда-то считались его друзьями. И Гайя рядом только потому, что ее интересуют документы Тэтлера. Они могут восстановить справедливость и повлиять на события. Смешно. Вряд ли она верит в это. Для Гайи эти несколько часов — всего лишь красивое прощание. Она решила расстаться с прошлым вот так. Ничем помочь она мне не могла. Как я ничем не мог помочь брату Худы или той болотной женщине, которая выкормила меня грудью. Даже родной сестре… Ведь за ее спиной поблескивали глаза уродцев… Его передернуло ог ужаса.

— За что Отто попал в камеру?

— За длинный язык. Прозвучало двусмысленно.

— Этого теперь достаточно? Она поняла. И не улыбнулась:

— Мы вынуждены. Все изменилось. Все кардинально изменилось. Тобой два года назад Дьердь тоже заинтересовался не случайно. Вспомни, — она наконец посмотрела на него. — Экополис готовился к Референдуму, все ждали событий, и в этот момент появился ты. Из провинции, граничащей с зараженными областями. И у тебя когда-то пропала сестра. А она когда-то жила с гаммельнским дудочником. А он провоцировал события во времена и более спокойные. Нет-нет, ты не должен думать о Дъерде плохо, — спохватилась она. — Он обязан следить за событиями. К тому же твоя сестра. В те годы на нее многое было завязано. Она занималась вроде бы обычными бактериями. Риккет-сии и вольбахии, я ведь не ошибаюсь? Они не вызывают в организме человека особых осложнений, но штаммы, выращенные твоей сестрой, всегда проявляли заданную агрессивность и избирательность.

— Заданную?

— Ну да. Они убивали только женские зародыши. Я сама видела снимки, сделанные с помощью электронного микроскопа. Зародышевые клетки были набиты риккетсиями, как вечерний паром в час пик. Это достижение твоей сестры, Гай, — послушные бактерии. Ты, правда, не знал об этом? Возможно, твою сестру похитили не случайно. Она ведь добилась весьма выразительных результатов также и в работе с белками-гистонами. Тэтлер внимательно следил за достижениями нашей науки. Понимаешь, как все сложно? Гены в живых клетках одинаковы, у них только программы разные, они включаются и выключаются в соответствии с какими-то внутренними причинами. Без знания этих программ даже выясненная последовательность генов ничего не даст самому вдумчивому исследователю. Твоя гениальная сестра сумела расшифровать код более головоломный, чем геном. Он записан не в ДНК, он зашифрован в структуре белков-гистонов. Раньше на эти белки смотрели только как на каркас, как на некую примитивную "скорлупу", в которую упакована ДНК, но все оказалось гораздо сложнее.

— Ты говоришь так, будто я явился сюда за этими сведениями…