«Если», 2004 № 06 (136) - [9]

(Впоследствии Оппенгеймер, встряхнувшись, мобилизовал свой профессиональный подход — и авторитетно заявил, что при таких обстоятельствах бурный кашель, мешающий говорить, означает психологическое несогласие с оглашаемой версией, внутреннее сомнение в ней.)

— …Он был для нее как посланец небесный. — Приступ миновал, и теперь старик снова говорил самым обычным голосом, даже с некоторой иронией. — Весь в белом: в белом костюме, на белой машине невиданной красоты. Бог из белой машины. И говорил о вещах поистине небесной сладости: о том, что вот-вот закончится эта страшная война и дальше все будет не то чтобы совсем хорошо, но гораздо лучше, чем сейчас… Довольно опасные слова именно в те дни, вы не находите? Конечно, если думать не о том, чтобы вскружить голову шестнадцатилетней девчонке…

Он снова закашлялся. Достал из кармана носовой платок, вытер губы.

— …Потом, когда все кончилось, они собрались на совещание в одной из комнат замка — почти все офицеры, которые были здесь, и армейские, и эсэсовцы. А солдатам не было приказано обращать на нее какое-то особое внимание. Ну, в те дни солдаты вообще уже не знали, на что им обращать внимание. И вот… Бензин у них еще оставался, не так его много и требуется, чтобы сжечь автомобиль. А мы, конечно, с детства знали тут все лазейки и потайные ходы. Она затащила в помещение над складом боеприпасов — тут был большой склад боеприпасов — две канистры, разожгла костер так, чтобы огонь вскоре добрался до них… Был взрыв. Был очень сильный взрыв. Она не думает, чтобы кто-нибудь из них уцелел.

Мы все невольно посмотрели в окно. Багряные руины замка высились искалеченной громадой.

* * *

…Я обгонял группу за группой — они растянулись вдоль дороги, измученные, удивленно оглядывающиеся на свет моих фар.

Бундесверовские учения? Никогда их не проводили в нашей округе, тут и военного полигона-то нет.

— Выключи свет! — крикнул мне кто-то из них.

Этот крик словно эхом передавался вдоль цепи групп, мимо которой я проезжал. Но видимость по-прежнему оставалась отвратительной — и я не хотел свалиться в кювет или, чего доброго, налететь на кого-то из этих измученных людей.

Однако на нынешних юношей бундесверовского розлива эти люди совсем не походили: многие из них были небриты, иные — в повязках, местами окровавленных, а кое-кто и прихрамывал, опираясь на импровизированные костыли. Но строй все держали четко.

Кино здесь, что ли, снимают?

Точно: массовка для исторического фильма! Достаточно взглянуть на каски времен второй, мировой.

И все-таки — куда и откуда они идут?

Проще всего было, притормозив, задать вопрос кому-нибудь из них — но я почему-то не рискнул так поступить. Вообще, у меня сейчас была единственная цель: как можно скорее выбраться из этого странного и страшноватого места.

* * *

«Анджеле Хаген» — значилось на углу конверта. Дальше следовал адрес и индекс.

Рядом с конвертом старик водрузил небольшую стопку тетрадных листов. Они были сложены аккуратно, но в произвольном порядке, так что мы, начав читать, далеко не сразу смогли определить последовательность событий.

— Почему вы не отправили это по адресу? — спросил я. — «Анджела Хаген» — это ведь его жена?

Старик только устало отмахнулся:

— Да нет никакой Анджелы Хаген, во всяком случае — по этому адресу. Как и самого адреса. Я туда ездил, даже дважды. Первый раз — еще в сорок шестом, на велосипеде: это близко, деревня Хайнрейн. Ни тогда, ни в следующий раз никаких Хагенов не нашел. Хайнрейн — не Берлин и не Франкфурт, там все друг друга знают… Да, кстати, нет в ней и улицы Штигрицвег, на которой эта Анджела якобы должна проживать! Так что — извините…

Он снова закашлялся. Этот разговор был ему явно неприятен.

— Ну, раз так — моя жена решила оставить эти записки себе. Просто как доказательство, что отец ее ребенка действительно существовал…

Мы все трое (включая Лизу) только переглянулись.

— Она нашла конверт в той комнате, всего через несколько минут после того, как его вывели наружу и поставили спиной к стене замка, — продолжал старик. — Жена рассказывала, что он сохранял присутствие духа — но, кажется, все-таки в последние мгновения снова как бы перестал верить в происходящее, не мог принять его всерьез. Да — вот так все это было.

Глухонемая старуха по-прежнему следила за его губами. Она кивнула, соглашаясь.

* * *

…закончилось. Передо мной было открытое тюле. Свет фар очерчивал вдалеке силуэты одиночных деревьев.

Дорога и здесь не была заасфальтирована, к тому же она отчего-то шла непривычно частыми изгибами. Я попробовал поймать какую-нибудь радиопрограмму — но на всех волнах почему-то шел сплошной шум. Мобильный телефон тоже словно умер.

Хорошо хоть магнитофон работал. Я вставил древнюю запись «Пинк Флойд» и дал максимальный звук.

Теперь можно все забыть.

Эта встреча, конечно, не могла быть реальной. Вот что значит — переутомление! Да уж, если в течение трех лет не позволяешь себе ничего хоть отдаленно напоминающего отпуск, жди в гости галлюцинации.

…Когда люди в сером снова показались впереди на дороге, я все еще был склонен считать их такими «гостями». Но один из них властно протянул руку, приказывая остановиться, и когда я волей-неволей повиновался (он стоял прямо на пути — не давить же мне его, такого похожего на реальность!) — второй поднял автомат.