«Если», 2004 № 01 (131) - [8]

Посол ответил не сразу. Сначала он медленно поднял голову, положил тяжелый подбородок на сложенные вместе ладони и посмотрел на Стверцова — не то с тоской, не то с жалостью.

— Мне это известно, молодой человек, — устало вздохнул Криглов.

— Но также я знаю, что если нам не удастся реализовать на Нионе проект «Восхождение», то обитающие здесь гуманоиды, наши потенциальные союзники, окажутся под влиянием сидоннов. К чему это может привести, вам, надеюсь, понятно.

Сказать по чести, Стверцов плохо представлял, к каким серьезным последствиям может привести переход проекта из рук землян в когтистые лапы сидоннов. Ну да, государственный престиж. Еще, как уже сказал посол, потенциальные союзники. Военная база в малоосвоенном землянами секторе… Неясно только, кто и с кем собирается воевать — контролирующие сектор сидонны всегда были и остаются военными и стратегическими партнерами землян. Правда, куда ж мы без господ с аксельбантами…

— Как я уже сказал, на Нионе нам предстоит создать единый суперэтнос, в который войдут, по крайней мере, четыре из пяти рас. Мы уже начали работать над созданием единой экономической системы Нионы. А языком и культурой придется заниматься вам, Стверцов. У вас две недели на то, чтобы осмотреться и составить план необходимых мероприятий.

* * *

Две недели могут вместить в себя очень много, особенно если выбрать в качестве средства передвижения скайдер. От шофера Стверцов отказался — он и сам неплохо водил машину. Компанию ему составил проводник из гаррапов.

При первой встрече гаррап произнес длинную фразу, которую Николай расценил, как традиционное приветствие. Однако оказалось, что это было родовое имя гаррапа. Представив, как он станет обращаться к своему спутнику, Стверцов озадаченно прикусил губу. Гаррап же снисходительно похлопал советника по плечу, после чего позволил называть себя просто Шуни. В переводе с гаррапского имя проводника звучало, как Мозоль-Ha-Пятке.

Между землянами и аборигенами Нионы существовали некоторые анатомические различия, но внешне гаррап мало чем отличался от землянина, разве что ростом пониже и в плечах пошире. Лицо у Шуни было круглое, нос слегка приплюснут, глаза широко расставлены, нижняя губа отвислая. Волосы зачесаны назад и обрезаны на уровне плеч. Из одежды на проводнике был только жилет из шейота и здорово смахивающие на плавки короткие шортики из того же материала, поддерживаемые широченным поясом с огромной медной бляхой. На ногах — обувка, похожая на мокасины, тоже кожаная, но уже не из шейота. Довершали костюм кожаные поручи, прошитые петельками, в каждую из которых была вставлена метательная стрелка. Но главным оружием Шуни был большой складной нож с широким изогнутым лезвием; гаррап носил его, заткнув за пояс.

Проводник поначалу побаивался скайдера, но вскоре освоился и с интересом посматривал в приоткрытое оконце на проносящееся под самым днищем вершины деревьев. В полный восторг приводила Шуни волна, что гнал перед собой скайдер во время движения над водной гладью. Зная гаррапский язык лишь по учебнику, не имея языковой практики, Стверцов опасался, что в общении с гаррапом могут возникнут проблемы. Но оказалось, что Шуни неплохо объясняется по-русски. Коряво, путая безбожно падежи и времена, но все же понять можно. Шуни похвалялся подвигами своих героических предков, при этом врал так, как не снилось даже ирландским сказителям. Поначалу слушать истории Шуни было забавно, когда же пошли повторы, Стверцов переключился на изучение документов, которые прихватил с собой в дорогу. Но все его попытки увидеть картину культурной жизни аборигенов Нионы разбивались о тот факт, что индекс уровня культуры здесь застыл вблизи нулевой отметки.

Все расы говорили на разных языках, но при этом ни у одной не было письменности. Даже договоры с землянами заключались в аудиоформате. Все культурное наследие сводится к устным историям вроде тех, что травил с большой охотой Шуни, так ведь это даже фольклором не назовешь. Казалось, прошлое нисколько не беспокоило аборигенов. «Что прошло, то ушло навсегда», — сказал советнику один из миккопов. Никто не заботился о том, чтобы оставить потомкам какие-то зримые напоминания о прежних временах. Когда каждый день приходится думать о еде, тут уж не до песен, не до плясок, не до сказок вечером у костра.

Стверцов начинал понимать план Криглова. В условиях полунищенского существования, когда населению не хватало порой самого необходимого, а властные структуры внутри общин были в лучшем случае только отмечены, но при этом не, обладали ни малейшей возможностью осуществлять свои полномочия, ни о каком экономическом сотрудничестве между расами не могло быть и речи. Сильный забирал у слабого то, в чем в данный момент нуждался, и хорошо еще, если при этом понимал, что слабому все же нужно что-то оставить, иначе в следующий раз некого будет грабить. Вот и вся экономика. Но то, что ни одна из рас не обладала даже минимальным культурным наследием, позволяло надеяться, что базисные элементы, привнесенные извне, включая единые для всех язык и письменность, послужат основой для их слияния в единый суперэтнос.