«Если», 2003 № 11 - [33]

— Наверное, и я поставлю перед собой задачу, Сам. Каждый человек должен ценить жизнь и пытаться понять ее, независимо от того, где он находится.

— Ну да… каждый человек, — Сам стрельнул в него острием сине-серого взгляда. — Но когда человек потерял близких…

— Я их не терял, — Тано удалось улыбнуться. — Знаю, они там, на Земле. И могу надеяться, что они счастливы.

— Ага! Надеяться! — оживился Сам. — А вот я тебе скажу, что твои близкие — мать, отец, брат, сестра, друзья — все давно мертвы. И сгнили в своих земных могилах. Потому что ты расстался с ними сорок восемь лет назад!

Щурясь от заходящего солнца, Тано опять улыбнулся — очень спокойно, старательно.

— Я не верю тебе, Сам.

— Неправда, веришь! Но не хочешь признаться даже самому себе. Потому что тебе нужно оправдание.

— Оправдание? В чем?

— В том, что ты готов влачить свое жалкое существование день за днем в этой бурой долине, ютиться ночь за ночью под ветхим одеялом, на провисшей раскладушке, засыпая в ожидании, что утром опять подсядешь к старому очагу, на котором зажаришь очередные куски…

Тано развернулся и наотмашь ударил старика по лицу тыльной стороной ладони. Сам небрежным движением отер кровь, хлынувшую из рассеченной губы, и презрительно закончил:

— Тебе нужна надежда, чтобы оправдать свою скотскую жизнь.

Рука Тано поднялась, чтобы нанести новый, еще более хлесткий удар, но повисла в воздухе. Астронавт уставился на нее — мускулистая рука молодого мужчины, красивая, с длинными пальцами: столько в ней было здоровья и жизни.

— Обойдусь без надежды, — сказал он тихо.

На мгновенье Сам неодобрительно нахмурил поредевшие брови. Потом лег на песок и, закрыв глаза, прочувствованно заговорил:

— Она, твоя Диана, часто приходила на этот берег. Сидела, обхватив руками колени, и долго смотрела на реку. Может быть, на том самом месте, где сейчас сидим мы. Только сорок восемь лет назад. Можешь себе представить?

— Ничего не хочу себе представлять! — воскликнул Тано. — Ничего!.. Объясни мне, что случилось!

— Я знал: ты не выдержишь… — быстро поднялся Сам. — Ну что ж, выслушай, например, такое объяснение. На пути сюда ты попал в зону разреженного времени, или сжатого, или черт его знает какого. Для тебя в этой зоне прошло всего несколько месяцев от старта до приземления, а здесь — почти полвека!.. Да ты и сам знаешь: по остаткам базы видно, что ее строили очень давно. База для людей из твоей экспедиции!

— И не было никакого другого звездолета, да, Сам? Ты прилетел с ними.

— С ними?.. Ну, конечно. Меня включили в состав экспедиции в последний момент, поэтому ты меня не знаешь… может быть. А не найдя тебя на планете, твои товарищи единодушно объявили: «Погиб где-то в бескрайних просторах Космоса»! Осмотрелись, изучили обстановку, им тут совсем не понравилось. Совершенно не понравилось! И всего через месяц они улетели. А я остался.

— Почему?

— Почему, почему!.. Разве тебе это интересно? Да тебе наплевать на судьбу толстого, жалкого старикашки. Или я не прав?

Тано старался не смотреть на него. Поправил без нужды воротничок рубашки, пригладил свалявшиеся, все еще влажные волосы и под конец, не без колебаний, попросил:

— Расскажи мне… о Диане.

— Она тоже решила, что ты погиб, — охотно начал Сам. — Сначала даже плакала, как полагается, но быстро успокоилась. С другим.

— С кем?

— Да со мной, Тано! Тогда я был совсем молодым, стройным, с модной бородкой, словом, очень похож на тебя… видимо, потому мне и повезло. — Сам цинично захихикал: — Красивая дамочка, нет слов!

Тано вскочил, как ужаленный:

— Мерзавец!

— Я не заставлял ее. Она сама бросилась мне на шею. Бешеный темперамент… Ну, да что тебе рассказывать? Ты не хуже меня знаешь.

Задрав голову, Сам откровенно любовался страданиями Тано. Но странно: глубоко в душе Тано осознавал, что его страдание, по существу, не такое уж искреннее, что он больше изображает его, по обязанности, напоказ, причем не только перед своим единственным зрителем, но и перед самим собой. Словно жаждет убедиться в своей не пошатнувшейся способности переживать, иметь личную духовную драму, не связанную с примитивным страхом за собственное существование. А правда состояла в том, что внутри него было тихо, тихо… И пусто. Тано посмотрел на свои драматически сжатые кулаки и с чувством, что совершил предательство, тихонько разжал их.

— Так-так, — неприязненно процедил Сам. — А ты соображаешь! Твоя… или, точнее, наша Диана, уже бабушка, беззубая и сморщенная, если вообще жива, в чем я сильно сомневаюсь. Это все равно что драться за труп. Не стоит, я с тобой согласен. Честно говоря, она еще на Земле начала свыкаться с мыслью о твоей «космической» гибели. Да и кто мог предположить, что сигналы от тебя перестали поступать только из-за попадания в какую-то там идиотскую зону? Но твоя мать… она сошла с ума от скорби! Рассудок не выдержал…

Тано вдруг поднес руку ко лбу и застыл в этой позе, от волнения затаив дыхание.

— Подкосило тебя, а? — подергал его за штанину Сам. — Терпи, звездолетчик.

— Нет! Нет! Слушай, сюда еще прибудут люди! Как я сразу не сообразил!

— Что ты несешь, души у тебя нет! Я тебе толкую про ужасную участь твоей матери, а ты…