«Если», 2002 № 09 - [101]

Тем же путем идет Ирина Скидневская в романе «Звездные мальчики»: здесь перегородка между технологическим, «машинным» обществом и миром магии оказывается тонкой, проницаемой.

Аналогичная ситуация и в романе Виктории Угрюмовой «Дракон Третьего Рейха», решенном в ключе юмористической фэнтези. Волею колдуна-недоучки из земной реальности периода Великой Отечественной войны в фэнтезийный мир перенесены экипаж фашистского экспериментального танка «Белый дракон» и группа советских партизан. Ситуация, напоминающая ту, что была смоделирована еще Марк Твеном в романе о похождениях янки при дворе короля Артура. Однако Угрюмовой не всегда удается сохранить чувство вкуса и меры в подтрунивании над героическим прошлым нашего народа, что, правда, характерно и для «мужской» фантастики, обыгрывающей аналогичную тематику.

На стыке НФ и фэнтези написан роман Далии Трускиновской «Аметистовый блин». Автор работала в хорошо знакомом ей пространстве фантастического детектива, продолжая традиции, начатые в мистическом «Демоне справедливости» и альтернативно-исторических «Секундантах». В принципе же, «Аметистовый блин» по своей поэтике наиболее близок ироническим детективам Хмелевской и Донцовой. В его центре группка комичных, чуток придурковатых героев, гоняющихся за таинственным артефактом, способным исполнять наиболее потаенные человеческие желания. Трускиновская с грустной иронией анализирует тип героя нового времени, культуриста-качка, не способного ни на романтические порывы, ни на контакт с Чудом, Неведомым. Герой решительно захлопывает приоткрывшуюся дверь в параллельный мир, не будучи в состоянии найти для Неведомого место в традиционной шкале человеческих ценностей. Что ж, вздыхает Трускиновская, каждый выбирает по себе.

Традиции «смягченной» или «разбавленной» НФ имеют глубокие корни. «Женский цех» и в советское время был склонен к этому стилю: удачные образцы принадлежат, например, тем же Ольге Ларионовой, Ариадне Громовой, Валентине Журавлевой и, конечно, Людмиле Козинец. Последняя получила известность еще в 80-х годах и совсем недавно вернулась на подмостки отечественной фантастики с книгой «Качели судьбы». О Людмиле Козинец и прежде писали: «проза на грани НФ и фэнтези», хотя, может быть, ее поэтическая и чуть абсурдистская манера пребывает, скорее, на грани мэйнстрима и фантастики. Козинец — отличный стилист; визитная карточка ее прозы — хорошая филологическая школа, «тщательность» в лучшем смысле этого слова. Когда-то она успела поучиться и в Малеевке, и в ВТО МПФ.

Примерка

Зато в «чистой» фэнтези женщины во многом стали законодательницами мод. Хотя и здесь хватает случаев, когда наши дамы идут проторенными дорогами, используют избитые сюжетные ходы. Это обеспечивает им понимание читателей и в большинстве случаев благосклонное отношение издателей. Но дальше первооткрывателей с того же трамплина не прыгнуть… Отечественному потребителю фэнтези, например, отлично известна ее детективная разновидность. Глен Кук и Макс Фрай дали крепко сработанные образцы для подражания. Так вот, если «повысить процент» инфантилизма, содержащегося в романах Макса Фрая, получится роман Полины Греус «Дело о проклятых розах». Это первый выпуск свежей саги об очередном магически-магоборческом детективном агентстве. Там работает главная героиня. У нее психология человека, предельно себялюбивого и чрезвычайно гордого процессом собственного взросления. «Славяно-киевскую» ветвь фэнтези, написанную на условно-отечественном материале, представляют Ольга Григорьева, Мария Семенова и Галина Романова. Первая и вторая писательницы создали сравнительно немного текстов. Перу Григорьевой принадлежат четыре романа — «Колдун», «Ладога», «Берсерк», «Найдена».

Классическими образцами «славянской» фэнтези, принесшими автору небывало шумный, но, впрочем, во многом заслуженный успех, стали три романа Семеновой о могучем богатыре Волкодаве — «Волкодав», «Право на поединок», «Истовик-камень». Особенной плодовитостью отличается Галина Романова, опубликовавшая уже восемь романов — «Дороги богов», «Золотые рога Даждя», «Легенда о Велесе», «Обретение Перуна», «Властимир», «Странствия Властимира», «Застава», «Чужие цепи».

В принципе, «славянская» фэнтези в плане поэтики мало чем отличается от традиционной героико-сказочной фантастики. Та же бесконечная борьба Добра и Зла, поединки черных и белых магов или богов, между которыми затесались несколько людей, используемых вышними силами в каких-то одним им ведомым раскладах. Порою люди ведут себя, словно марионетки, повинуясь законам Судьбы, Рока. Иногда же они бунтуют против своих благодетелей, создавая собственные миры или королевства. Единственной разницей между «славянской» и «европейской» фэнтези являются имена нечистой силы (вместо традиционных гоблинов, фей, ундин, троллей, орков и эльфов в «славяно-киевских» романах проказят более привычные нам лешие, домовые, кикиморы, водяные, русалки, кот Баюн) да еще стилизации авторов под древнерусский язык: «Поздорову ли будешь, друже?», «Камо грядеши, человече?» Иногда встречаются попытки создать историко-мифологические романы на базе древнеславянской мифологии наподобие того, что сделали в ряде своих произведений Г. Л. Олди с А. Валентиновым. Галина Романова написала цикл «Сварожичи», где главными действующими лицами стали боги языческого пантеона восточных славян: Перун, Даждьбог, Велес. Впрочем, такой эксперимент вряд ли можно считать удачным. Построения автора «Сварожичей» представляются весьма наивными и неубедительными, хотя главные герои цикла вышли довольно милыми и симпатичными.