«Если», 2002 № 07 - [7]

Полиция Рэма до смерти забила женщину во время допроса. Кен деловито стучал по клавишам, собирая информацию из фактов и заключений экспертов, готовя почву для новой революции. Риз мерила шагами комнату, обрывая кусочки повисших лохмотьями обоев, потом ела на ходу монгольское барбекю из вощеной бумажной коробки. Под окном пьяный потомок Золотой орды пел, обращаясь к луне, грустную песню. Он то и дело забывал слова, раз за разом начинал сначала, и эти рулады выводили Риз из себя.

— Было бы лучше, — сказала она, — если бы Чини платил тебе приличное жалование.

— Он платит мне то, что может себе позволить, — пальцы Кена летали над клавиатурой. — Деньги приходится отмывать, а ему надо быть осторожным, выбирая безопасные каналы.

— У тебя даже не будет гарантированной работы, когда все закончится.

Кен пожал плечами.

— На Принце экономист всегда найдет, чем заняться.

— И у тебя нет никаких гарантий. Рэм в любую минуту может приказать убить тебя.

— Ему нужен живой козел отпущения, а не мертвый мученик, — он нахмурился, не переставая печатать. — Видишь ли, никакой тайны здесь нет. Рэм знает наши возможности, а мы — его. На доске не так много скрытых фигур.

Узбек снова завел свою песню. Стиснув зубы, Риз положила руку на плечо Кена.

— Завтра я исчезну, — сказала она.

Он удивленно запрокинул голову, чтобы поглядеть на нее снизу вверх. Пальцы его зависли над клавишами.

— Что случилось?

— Ничего. Я нашла работу.

— И говорить о ней ты не можешь…

— Нет. Но работать я буду не на Рэма. Так, на случай, если тебе интересно.

Он взял ее за руку.

— Мне будет тебя не хватать.

Риз поставила коробку с едой на монитор. Палочки закачались в воздухе.

— У меня есть двенадцать часов до рейса на Пекин.

Кен выключил консоль.

— Остальное могу послать и завтра.

— А как же революция? — Риз была неподдельно удивлена.

Пожав плечами, он поцеловал внутреннюю сторону ее запястья.

— Иногда я чувствую себя лишним. Революция, в конце концов, неизбежна.

За окном узбек продолжал завывать, обращаясь к безутешным звездам.

Тягач назывался «Бегущий в пустоте», и ему было, по меньшей мере, лет тридцать: обивка на переборках залатана серебряной липкой лентой, клубки проводов свисают из люков доступа. Риз служила на стольких подобных звездолетах, что беспорядок никак ее не трогал — он означал только то, что тягачу нет нужды производить впечатление на пассажиров. Воздух внутри был едким, словно корабль битком набили потными мужиками, однако на борту путешествовали только четверо.

Представив троих спутников Риз, Бергер удалился, весело помахав ей через плечо. Четыре минуты спустя «Бегущий в пустоте» стартовал со станции Чартер и начал долгое ускорение к месту назначения.

Риз наблюдала за взлетом из кресла второго пилота в бронированной стыковочной кабине. Капитан выполнял маневр с закрытыми глазами, даже не глядя на залитую серебряными огнями обшивку Чартера: реальность проецировалась в его мозг через нейроволокна интерфейса. Веки капитана подергивались — это глаза сканировали ментальные индикаторы.

Звали его Фолкленд. Ему было под пятьдесят. Ветеран Войны Артефактов, который пятнадцать лет назад делал все, что позволял ему уровень брони и имплантов, чтобы убить Риз в туннелях Архангела. Химическая атака повредила его двигательные рефлексы, поэтому он носил экзоскелет из облегченного серебряного сплава. К счастью, его мозг и оптоволокно интерфейса пережили войну в целости и сохранности. У него была седая борода и такие же седые волосы, которые падали на воротник куртки.

— Приготовиться к ускорению, — скомандовал он, не открывая глаз. — Первые шесть часов пойдем на два g.

Риз поглядела на тусклую серую Луну, занявшую уже половину неба.

— Есть. Бутылка для мочи при мне.

Удвоенная гравитация обычно сильно ударяла по мочевому пузырю.

После протяженного поджига реактивного двигателя «Бегущий в пустоте» остановился на постоянном — один g — ускорении. Фолкленд ремней безопасности не расстегнул, глазные яблоки у него продолжали двигаться в такт какому-то неведомому световому шоу. Расстегнув ремни, Риз с облегчением потянулась — так что щелкнули суставы в хребте и шее — и спустилась в основной отсек.

Фолкленд никак не отреагировал на ее уход.

В отсеке экипажа, где пахло свежей краской, бортинженер, крохотный человечек по имени Чанг, возился с сигналом противопожарной сигнализации на переборке. Голова его покачивалась в такт музыке, которую он пустил себе в слуховые нервы. Чанг мало-помалу превращал себя в машину. Глаза ему уже заменили прозрачные импланты, в глубине которых виднелись серебристые микросхемы; на месте ушей торчали гладкие черные коробки, и еще несколько коробочек непонятного назначения подсоединялись штекерами к голому скальпу. Зубы у него были металлические, и жидкокристаллические украшения, работающие от нейроволокна, переливались орнаментами на щеках и на тыльной стороне ладоней. Когда Бергер представил его Риз, Чанг не сказал ничего, только мгновение внимательно смотрел на нее, а потом вновь вернулся к своим двигателям.

Теперь он что-то произнес. Голос у него был хриплым, словно он не привык им пользоваться.