«Если», 2002 № 02 - [80]

— Кажется, да.

— Что же, этот вонючий подонок обошелся с тобой милосердно.

Потом Стеф позвонил в соседнюю бабабку-гриль и заказал обед.

После чего отыскал свой пистолет, убедился, что он заряжен, и снова взял трубку.

Он курил на балконе и обдумывал способ убить Катманна. Теперь в его списке значились двое. Дьева, потому что она намеревалась уничтожить его мир, и Катманн за то, что он… нет, не пытал Стефа: произошедшее было слишком обыденным, чтобы заслужить название пытки.

Не впервые в жизни Стефа унизили и напугали. Но этот раз, решил он, будет последним. Он прицелился из пистолета в стену и сказал:

— Пфут!

После Дьевы на очереди Катманн.

В этот вечер профессор Ян вновь стоял перед своей масшиной, настроенной на передачу и запись. Запоминающий кубик уютно угнездился в бороде. Лампы, расставленные его прислужником, озаряли Яна на фоне старинных книг, запечатленных на стене с помощью процесса дигитального переноса изображения.

Бдительно следя за индикатором интереса, Ян начал вторую лекцию своего курса «Оригин Наш Мир». На этот раз темой служила реакция на Бедствия: медленное новое заселение Земли людьми и возрождение сотен видов вымерших животных, ДНК которых, к счастью, сохранилась для изучения на Луне в условиях малой силы тяжести.

Он говорил о первых неуверенных попытках проникновения в Дальний Космос и о том, как на протяжении трехсот лет экспериментов и дерзкого колонизирования человечество мало-помалу выбралось из кокона Солнечной системы. Он говорил о новой морали, порождении Времени Бедствий, об экозаконах, которые ограничивают численность семьи и предписывают плотность населения в одного человека на тысячу гектаров суши для любой обитаемой планеты. (Высокая численность населения ведет к политической нестабильности, не говоря уже об эпидемиях.)

Он вещал о Великой Диаспоре, о рассеивании человечества среди звезд, благодаря чему катастрофа, чуть было не разразившаяся в прошлом, уже никогда не произойдет. Он говорил о биологическом виде, ставящем во главу угла безопасность и порядок, не забыв указать, какое это благо, что люди против обыкновения сумели извлечь урок из прошлого, дабы им не пришлось пережить подобное снова. Он говорил о ликвидации демократии и объяснял, что этот малопонятный термин восходит к греческому слову, означающему «власть черни». И в заключение он сказал несколько теплых слов по адресу дружественных инопланетян, вроде темнооборотников, которые теперь стали частью движения человечества к еще более гордым высотам стабильности и процветания.

По всему городу студенты записывали его лекцию. Как и люди, которые студентами не являлись, но стремились к знаниям. Стеф слушал ее у себя в квартире, так как еще не пришел в себя после пережитого в Палате, а больше заняться ему было нечем. Предлагаемая Яном версия истории вызывала у него сардонические смешки.

— Напыщенный старый глупетс, — проворчал он.

В другой убогой квартирке с видом на трущобы, носившие название Дворы Иисуса и Будды, Куйли (чье настоящее имя было Ананда) и красавица Диан (чье настоящее имя было Айрис) тоже слушали Яна. Но вызывал он у них не столько смех, сколько презрение.

— Особенно мило звучит это высказывание о темнооборотниках, — заметил Ананда, перебирая четки. — Скопище вонючих варваров, которых наши владыки и господа используют в качестве наемников для подавления человеческих свобод.

— Ты совершенно, совершенно прав, — согласилась Айрис, выключив компьютер. — Как я его ненавижу!

— Ну, он всего лишь профессор, — снисходительно возразил Ананда. — Чего от него ждать? Послушай, на этой неделе будет собрание?

— Не знаю. Нас должна оповестить Лата, ведь верно? Никого из наших знакомых не арестовали. Возможно, все обошлось бурей в стакане воды, — добавила она оптимистично.

— Мне показалось, что Зет перепуган.

— Так он же старик. А старики собственной тени боятся.

Она улыбнулась и села на подлокотник его кресла. Ладонью свободной руки Ананда принялся массировать ее гладкую спину. Далеко не в первый раз в истории заговор стал завязкой романа. Сближение началось с рассуждений: изменить прошлое, вернуть жизнь жертвам Бедствий и одновременно бесследно стереть этот мир жестокости и несправедливости.

Ни Ананда, ни Айрис даже мысли не допускали, что они сами могут перестать существовать, если прошлое будет изменено; в них жило неколебимое убеждение: каким-то образом для них ничего не изменится, а если изменится, то только к лучшему.

Став любовниками, они открыли друг другу свои настоящие имена. Это был решающий шаг, исполненный смелого доверия с легкой примесью страха — ну, совсем как их объятие, когда они в первый раз разделись. О том, что Ананда в прошлом открывал свое имя другим девушкам и пытался вовлечь их в «Крукс», Айрис ничего не знала.

Да и сам Ананда забыл о них, окунувшись в новую любовь, точно муха в мед. Среди хаоса этой квартиры, в окружении использованных дисков, смятых простыней и пары-другой бездомных кошек, к которым Ананда питал братскую нежность, Айрис — воплощение романтичной красоты — наклонилась и коснулась губами губ уродливого юноши с четками у пояса.