«Если», 2002 № 02 - [61]

Эми обо всем догадалась, лишь только в ее мозгу развеялся лекарственный туман после последней операции. Ее разум принялся прилежно соединять разрозненные словечки и факты, а дальше все понеслось в геометрической прогрессии, и к тому времени, когда на нее надели парик, она полностью реконструировала весь ход микрохирургической процедуры, опираясь на краткие беседы с Клитасом и собственные ограниченные ощущения. У нее возникли дельные мысли по поводу усовершенствования этой процедуры, и ей ужасно не терпелось продолжить начатое и довести свой разум до полного совершенства.

Что до отношения Эми к мужу, то за короткий промежуток времени (вы дольше будете читать этот абзац) она ощутила подлинный ужас, возненавидела Клитаса, все поняла, полюбила его с новым жаром и пришла наконец в такое эмоциональное состояние, каковое не может описать ни один человеческий язык… К счастью, в распоряжении любящих супругов были Булева алгебра и исчисление пропозиций.

Клитас оставался одним из немногих во всем человечестве, кого новая Эми могла бы любить и даже разговаривать с ним на равных, без всякой снисходительности. Его интеллект был настолько высок, что измерять его какими-то цифрами попросту не имело смысла. Но теперь, по сравнению с женой, он казался малообразованным тугодумом, и это была совсем не та ситуация, с которой Клитас готов был мириться.

Остальное, как принято говорить, принадлежит истории, а также антропологии, как вынуждены признавать каждую минуту те из нас, кто по-прежнему читает собственными глазами. Клитас стал вторым человеком на Земле, который подверг себя той же процедуре. Это ему пришлось делать в бегах от Всемирного комитета по медицинской этике и судебных исполнителей. Через год прооперировались еще четверо, через два года еще 20 человек, потом 200, и 20 000, и так далее. Через десять лет у человека с интеллектуальной профессией просто не оставалось выбора. Или, вернее, был один-единственный выбор: потерять работу или потерять глаза. Операция «Второе зрение» к тому времени была проработана до тонкостей и абсолютно безопасна.

В некоторых странах, в том числе в Соединенных Штатах, она все еще запрещена, но кто кого обманывает? Если у вашего начальника есть Второе зрение, а у вас нет, как долго вы продержитесь на работе? Вы даже не в состоянии поддержать беседу с суперменом, чья память сохраняет десятки энциклопедий, а нервные синапсы работают вшестеро быстрее, чем ваши.

Без Второго зрения вы просто умственно неполноценный, точно так же, как и я.

Конечно, у человека могут быть на то уважительные причины: к примеру, если вы художник, или архитектор, или натуралист, или тренируете собак-поводырей.

Возможно, что у вас нет денег на операцию, но это причина неуважительная, поскольку получить заем под будущие огромные заработки не составит никакого труда. Бывает, наконец, что кто-то слишком любит поглазеть на этот мир, чтобы в последний раз раскрыть свои глаза под операционной лампой.

С Клитасом и Эми меня познакомила музыка. Я был профессором фортепиано в Джуллиарде, где училась Эми, но нынче, разумеется, недостаточно умен, чтобы хоть чему-то ее научить. Иногда они вдвоем приходят послушать меня в тот захолустный полуразвалившийся бар, где собирается наш маленький оркестрик стареющих музыкантов. Со своим первым и одновременно последним зрением.

Должно быть, наша музыка для них слишком скучна и прямолинейна, но Эми с Клитасом оказывают нам честь, не пытаясь нас учить.

Эми стала невинным катализатором резкого поворота человеческой эволюции, а Клитас… Тот был буквально ослеплен любовью. Всем же остальным приходится решать, какого рода слепоту они выбирают.

Перевела с английского Людмила ЩЕКОТОВА

Кристофер Маккитрик ПОТЕРЯВШИЕСЯ СОБАКИ

Почти через 80 000 лет после того, как люди отправили его исследовать наиболее отдаленные части галактики, маленький зонд наконец нашел то, что искал. А-I обладал интеллектом восьмилетнего ребенка и считал, что его задание — самое важное… Он был так запрограммирован. Однако ему хватило ума сообразить, что он столкнулся с явлением, выходящим за границы его понимания, и немедленно доложить об этом людям. Самую лучшую новость, какую только может услышать разумное существо.

Одна беда: зонд — шар размером с баскетбольный мяч, от долгого пребывания в жестоком космосе весь изъеденный звездной пылью и покрытый пятнами — пришел в такое волнение, что забыл, как найти своих создателей. В конце концов, с тех пор, как он получил задание, прошло почти восемьдесят тысячелетий, а за этот срок любой может многое позабыть, особенно простенький маленький зондик, который за эти годы так много узнал, что ему пришлось перенести часть информации в подпространственные ячейки памяти. Десятки тысяч лет он не мог передать людям накопленные сведения в силу самой природы своей миссии.

На какое-то мгновение зонд задумался; его ультракарбоновая оболочка вспыхивала то желтым, то белым, отражая пульсирующий свет галактического ядра, словно окруженного разноцветными облаками. Звезды вращались вокруг ядра так стремительно, что напоминали мошек, вьющихся над ярко светящимся шаром. Зонд вслушивался всеми антеннами и чувствовал гул, подобный жужжанию миллиарда пчел или звучанию хора гобоев. Почти 70 000 лет он стремился сюда, к ядру галактики, и эта музыка космоса утешила и успокоила его за несколько секунд. И маленький зонд вспомнил, что надо делать: «Полечу обратно по тому же курсу, каким прилетел. Рано или поздно я найду человека. А люди знают, что делать».