«Если», 2002 № 01 - [105]

Прежде всего, персонажи, которые чудесным образом получили необыкновенные возможности. Вероятно, где-то там, за пределами сюжета, они тяжело работали, а может быть, совершали над собой какие-то странные эксперименты, достраивая собственный организм (чаще всего мозг) до состояния супермощи. Но в тексте самого романа (повести) всех этих скучных подробностей уже нет. Или о них говорится совсем немногое. То, что получается в результате, наверное, самая любимая модель всех мужчин — любителей фантастики в России. Мужчина-фантоман чаще всего есть существо, весьма далекое от состояния «качка», бесконечно усталое, задерганное бытом и, по меткому замечанию Олега Дивова, в большинстве своем инфантильное: хочет подарков, а зарабатывать на подарки не хочет. И ему необыкновенно близка модель номер четыре — Емеля. Древнему Емеле все доставалось по щучьему велению. Современному по авторскому хотению достается льготный старт.

Есть в одной популярной современной песне строчки:

Мы могли бы служить в разведке,

Мы могли бы играть в кино…

Певец как бы тоскует со слушателем на пару об упущенных возможностях. Впрочем, тоскует без особой горечи, ибо возможности, надо полагать, были виртуального свойства… Но ходить в разведку все-таки хочется. Так пусть хотя бы очередной книжный Емеля совершит небывалые подвиги, достигнет высот, победит непобедимых, заставляя сладостно замирать сердца тех, кто мысленно совместил себя с его образом.

Емели, наверное, составляют самый многочисленный отряд мужских героев в фантастике. Некоторые из них обрели статус легендарных существ: например, дайверы Сергея Лукьяненко или сэр Макс от Макса Фрая.

В отличие от Емели, модель номер пять проявляет тягу к тому, чтобы по-мужски состояться в реальном времени и реальном пространстве. Эти способны служить только себе и норовят превратить партии, группы, подразделения и т. д. и т. п. в инструменты для достижения собственных целей. Они карабкаются наверх, обдирая пальцы, печалясь от неудач, празднуя победы, растрачивая нервы и годы, обучаясь всему необходимому, не щадя себя, расталкивая слабаков, ликуя и скорбя попеременно… Условно их можно назвать «скалолазами». Лучшее, самое точное выражение сути «скалолазов» — главный герой романа Олега Дивова «Толкование сновидений».

Вообще, Дивов как будто делал разминку в прежних своих текстах, понемногу выявляя основные психологические конструкты «скалолаза». В трилогии «След зомби» ушибленные жестоким экспериментом мужчины-уникумы, проходя через хорошую драку, переламывали собственные судьбы. Но они все еще были Емелями. Нервные и слегка лукавые «примы» в «Законе фронтира», «Лучшем экипаже Солнечной», а потом и в «Выбраковке» выросли в мастеров, господ, хозяев… Но лишь «Толкование сновидений» поставило закономерную точку: «скалолаза», в конечном итоге, интересует не власть и не обладание, хотя у него отлично развиты и инстинкт власти, и инстинкт обладания. Ему прежде всего нужна Высота. Причем не палеолитическая высота «авторитета» в племени, а вполне цивилизованная и оттого еще более искусительная высота награжденной доблести. Он жаждет честной победы и признанного всеми первенства. А еще того более, первенства, которое утверждено внутри него самого трезвой оценкой собственной силы. «Скалолаз» должен точно знать, что он по всем статьям — первый.

Как ни странно, «скалолазы» и Емели не так уж далеки друг от друга. Их разделяет дистанция от мечты до ее осуществления. Они не ссорятся до драки, да и со «служителями» при случае поладят Основной антагонизм, если можно так выразиться, между «скалолазами» и «даосами». Ведь «даосы», попинай пивко, весьма желчно оценивают выскочек; а «скалолазы», карабкаясь по своим уединенным тропинкам, не преминут плюнуть в сторону «ленивого болота»… Впрочем, и тех, и других — меньшинство в океане Емель.

Автор этих строк спешит оговориться: ему и самому приходилось совмещать сознание с буйными «мачо», благородными «служителями», удачливыми Емелями, бронированными «скалолазами». «Даосом» вот только не приходилось себя чувствовать… Так что, если некоторые фразы и прозвучали едко, то отнюдь не из-за высокомерного авторского отстранения. Я — часть огромного Мы, сидящего в одной лодке отечественного производства. А мы состоим из двух частей: то, чем стал каждый из нас в реальности, и то, о чем он грезит…

Пристрастие писателя-фантаста к какой-нибудь модели не является индикатором высокого или низкого литературного уровня. «Мачо», «служитель», Емеля и т. п. в равной степени могут быть созданы с феноменальным талантом и со столь же феноменальной тупостью. А популярность фантастических текстов, содержащих те или иные модели, зависит не от авторского мастерства, а скорее, от процента в российском социуме мужчин, «западающих» на определенный паттерн. То же самое, наверное, можно сказать и о женской фантастике с ее «магичками» и «амазонками». Так что фантастика в целом — отличный барометр психологического здоровья страны. В ней так легко вытащить наружу очередную потаенную мечту миллионов, и миллионы, голосуя рублем, даже не сообразят, как их подставили…