«Если», 2000 № 12 - [27]

Для Б. Стругацкого причинами соавторства в фантастике являются «дух соревновательности, склонность к безудержной выдумке». Вместе с тем оно — знак «известной поверхностности, нежелания (неумения?) погружаться в психологические бездны». По мнению других экспертов, соавторство способствует постоянному обновлению внутреннего мира писателя, а также помогает находить в тексте несоответствия и погрешности. Трудно сказать, где в соавторстве заканчивается спортивный интерес и начинается реальная творческая потребность.

В той или иной степени любой фантаст, даже самый «реалистический», творит Вторичный Mиp. Сама природа этого мира такова, что один человек исчерпать его не может. Пример тому — и многолетняя работа Толкина над сотворением Средиземья, и опыт антологий «Время учеников». Писатель, в принципе, знает о своем мире все, но велика вероятность того, что привычному взгляду мешает «слепое пятно». Другой — даже принципиально иной — взгляд на тот же мир может придать ему новое измерение, но может и возвратить в первоначальный хаос.

Почему именно в отечественной фантастике так распространено соавторство? Наша фантастика во многом, а иногда даже слишком, определяется духом игры. Соавторство — еще один способ проверить возможности творчества в самых разнообразных комбинациях. Наконец, у всех перед глазами пример братьев Стругацких, отсюда естественное стремление сравниться с классиками и превзойти их.

Частично правы и те, кто говорит о соборности-тусовочности-коллективизме, свойственных нашей литературе вообще. «Разность соавторских потенциалов» как раз и должна компенсировать пресловутую «тусовочность», создать стереоскопичность видения. В конце концов, перед нами — одно из основных противоречий русской, да и не только русской культуры: как могут одновременно существовать соборность, Церковь, единый организм — и личность, «я», эго. Соавторство оказывается практикумом, даже полигоном, на котором проходят испытание различные модели, происходит отбор вариантов. Впрочем, Достоевский, который упорно размышлял над проблемой Голоса-Из-Хора, в соавторстве написал только один фельетон, да и тот малоудачный.

Одни фантасты свято хранят тайны совместного творчества, другие рассказывают о нем охотно, но главное — тайна синергии — остается сокрытым и непознанным. Как раз о «технических» деталях известно довольно много из интервью и мемуаров. Основной проблемой, насколько можно судить, всякий раз оказывается проблема взаимодействия, «распределения труда», выбора одного из двух, трех, четырех возможных вариантов. Общеизвестно, что Ильф и Петров решили судьбу Остапа жребием, а братья Стругацкие при обсуждении финала «Жука в муравейнике» воспользовались мнением третьего лица. В конце концов, не так уж важно, кем именно написан конкретный фрагмент (иногда это не могут вспомнить и сами писатели, предоставляя гадать читателям).

Так и не утихли споры о том, каков вклад каждого из братьев Стругацких в совместное творчество, хотя, как не раз заявляли в интервью сами писатели, каждая фраза написана ими обоими. Тем не менее сочинения С. Ярославцева и С. Витицкого неизбежно провоцируют подобные дискуссии.

Но если у «двуединых» писателей на «притирку» друг к другу могут уходить годы, то этой роскоши лишены те, кто объединяет усилия для того, чтобы написать один или два романа. Ю. Буркин и С. Лукьяненко с удовольствием включили в состав трилогии «Остров Русь» историю ее создания (пусть и на правах «Необязательного эпилога»). При этом не без удивления отметили, что, хотя «сама манера работы у Сергея и Юлия абсолютно разная», «конечный результат (в смысле качества и количества текста, выдаваемого в определенный срок), как ни странно, у них примерно равный». Самое странное, что и «швы» в тексте незаметны. Та же проблема стояла и перед создателями «Черной крови» С. Логиновым и Н. Перумовым: первый из них, по собственному признанию, пишет чрезвычайно медленно, а второй — чрезвычайно быстро.

Для «спонтанных» соавторов, пожалуй, различие творческих манер оказывается более значимым и продуктивным, чем их сходство (у постоянных соавторов, как нас учит история, все же происходит ассимиляция). Наиболее известный и показательный пример такого рода в постсоветской фантастике — «Посмотри в глаза чудовищ» А. Лазарчука и М. Успенского. Критики и читатели дружно решили, что сюжет романа разрабатывал первый, а все шутки и пародии принадлежат второму; это, как утверждают знающие, преувеличение, но, вероятно, не чрезмерное.

Различие можно подчеркнуть и иным способом: столкнуть в книге полярные точки зрения, ответственность за каждую из которых берет на себя один из соавторов. В романе Г. Л. Олди и А. Валентинова «Нам здесь жить» этот прием стал средством развития сюжета, а в «Рубеже» обрел едва ли не онтологическое значение. Впрочем, можно поспорить о том, создают ли в последнем романе единую картину мира взгляды восьми главных героев, а следовательно, и авторские индивидуальности.

«Спонтанное» соавторство подарило нам несколько экспериментальных книг (в самом деле, стоит ли начинать такое предприятие, чтобы писать банальности!). Но у книг этих есть, как правило, еще одна, куда менее симпатичная черта: дух капустника, который, впрочем, зачастую проникает и в «сольные» романы. Если такова природа таланта одного из соавторов или же если книга и задумывалась как пародия — откровенно капустнические интонации вполне допустимы. Но, к сожалению, иногда и в серьезных книгах появляются интонации «междусобойчика». Искусство — это, конечно, игра, но бывает и переигрывание.