«Если», 2000 № 08 - [63]

Веревка ослабла — Валентин подался назад. Юст выругался и сплюнул.

Выступивший вперед человек был одет в лохмотья, но все-таки не гол, чего нельзя было сказать о его спутниках. Но спутанные бороды у всех одинаково спускались на грудь, и корка засохшей грязи одинаково покрывала лица.

— Меня зовут Крюк. Просто Крюк, понятно? Я тут главный.

— Рад познакомиться, — оскалился Юст. — Ты там главный, а я тут.

— За право ступить на мою землю вы отдадите мне одну женщину, пять крепких ножей и всю веревку, — продолжал Крюк, не обращая внимания. — Ваше право жить среди нас обойдется вам еще в два ножа, два топора, семь шестов и этот ящик. Наконец, за то, что вы пытались обмануть нас и увильнуть от пошлины, вы заплатите штраф: отдадите обеих женщин, все оружие, всю одежду и все ваши вещи, кроме мисок. Миски оставьте себе.

— Ха! — бешено крикнул Юст.

— Мы не собираемся у вас оставаться, — высоким и как бы жалующимся голосом встрял Джоб. — Сами живите на Гнилой мели! Мы пойдем к Счастливым островам.

Крюк засмеялся. Загоготали, заухали, заперхали его подручные.

— Туда многие уходили, а вернулись только те, кто видел, как подыхали их дружки, — объяснил он, отсмеявшись. — Кто хочет жить, живет здесь. Мы никого не гоним и никого не держим, кроме баб. Надоело жить — иди хоть на материк, хоть к Счастливым островам.

— Это без снаряжения-то? — крикнула Лейла.

Вопрос позабавил аборигенов — в кустах снова заухали. Кто-то залился было радостным смехом с привизгом, но сейчас же подавился хриплым кашлем.

— Конечно без, — снисходительно усмехнулся Крюк под одобрительное хрюканье подпевал. — Зачем добру пропадать вместе с вами? К тебе, девка, это, кстати, не относится.

— Бери баб и дай пройти нам, — угрюмо высказался Юст.

— Нет! — Кристи дернулась и натянула веревку. Лейла зашипела на вдохе.

И снова — хрюканье в кустах.

— Не торгуйся, малыш. — Крюк картинно погрозил пальцем. — Ты знаешь цену.

Не прячься Юст в кромешной темноте — и тогда было бы ясно: он колеблется.

— Нам надо посовещаться и решить.

— Здесь решаешь не ты.

По знаку главаря вновь затрещали кусты — выломившись из зарослей, аборигены Гнилой мели споро и привычно брали новоприбывших в кольцо. Их было десятка полтора. Только один из них приволок с собой самодельную пику из шеста и ножа — прочие поигрывали бичами.

— Режь веревки! — неожиданно и дико закричал Эрвин. — Ничего не бросать! Сдвинься теснее!

Валентин едва устоял на ногах, а фонарик из его руки был выхвачен. Эрвин коротко хакнул. Крюк заморгал, ослепленный конусом света, попытался заслонить глаза рукой, отшатнулся назад и с хрипом схватился за шест, ударивший его в грудь и почему-то не отскочивший. По мере того как шест опускался под собственной тяжестью, а Крюк медленно заваливался навзничь, пятнадцать сантиметров стали, вошедшие ему в подреберье, описывали дугу, расширяя и без того смертельную рану.

Мощного рывка, на который, видимо, рассчитывал Эрвин, надеясь успеть подобрать брошенное с десяти шагов оружие, не получилось: разгонный толчок вогнал ногу вместе с мокроступом по колено в зыбун. Зато опомнился Юст. Его бич свистнул едва ли не раньше бичей грабителей. В непроглядной тьме кто-то взвыл дурным голосом. С рыком, похожим на рев действующего гейзера, Юст прыгнул вперед, заняв подобающее вожаку место на острие прорыва.

Грабители попятились. Нет, они не отказались от лакомой добычи, но поножовщина их ничуть не привлекала. Два-три удачных удара бичом издали — и делай с жертвой что угодно, она уже не поднимется. А поднимется, так все равно истечет кровью и далеко не уйдет.

Бичами они владели умело. Скуляще взвыл Валентин. Фонарик выпал из руки Эрвина, рвущего ногу из цепкой трясины, и упал в грязь. Вскрикнул Обермайер.

— В кусты-ы-ы! — стонал Эрвин, получивший режущий удар бичом, и сам хлестал в ответ, рискуя задеть своих.

Вопли, стоны, хриплый ор… Свист бичей. Длинный поросячий визг. Выброшенная наугад пика входит в мягкое, ударивший бьет еще раз, не понимая, что орудует уже не пикой, а половинкой шеста, вторая же половинка с примотанным ножом, сбритая ударом бича, осталась неведомо где.

Наступая друг другу на пятки, сослепу ввалились в непролазь зарослей, колыхающихся вместе с зыбуном, но успели, успели продраться, проломиться сквозь самую гущу живым, терзаемым корявыми ветвями тараном и не дали снова замкнуть себя в кольцо.

Словно спина исполинского дышащего животного, ворочалась под двадцатью парами ног переплетенная корнями полутвердь-полухлябь, оторванная приливом от каменного дна. Трещали кусты, хрипели и дрались люди. Кристи вскользь ожгло бичом, и сейчас же кто-то голый, грязный, невыносимо зловонный налетел на нее из темноты, попытался сбить с ног…

Закричав, она оттолкнула его и сама удивилась, когда нападавший, потеряв равновесие, шлепнулся в грязь и очень некстати для себя задергался, зашелся хриплым кашлем. Вскрикнув еще громче и страшнее, Кристи пырнула его острым обломком шеста, стараясь попасть в живот, и попала. Исступленная радость убийства заставила ее ударить еще раз и еще, пока укол чьей-то уцелевшей пики не заставил дергающееся тело скорчиться и замереть. Тогда она увидела, что драться больше не с кем.