«Если», 1997 № 11 - [75]

— Поздновато уже, — заметил Илфорд. — Ну что, на посошок? — И слегка развел руками. — Бренди? — Казалось, он боится, что гости откажутся от бренди, и тогда останется предложить только мебельную полироль.

* * *

Эверетт вышел из дома следом за Даун и копией, или проекцией, Кэйла.

У крыльца компания остановилась. Стоял туман. Даун закурила.

— Я сегодня пойду в комнату Гвен, — проговорил Кэйл торопливо, словно боялся, что скоро развеется.

— Гвен — женщина из снов? — Даун выпустила колечко дыма, оно поплыло вверх, в туман. Вопрос адресовался Эверетту. Теперь она вела себя так, будто Кэйла не существовало. Хотя это уже не имело значения.

— Даун, это не твое собачье дело, — на удивление громко произнес Кэйл.

Она подняла брови и отступила от Кэйла и Эверетта. Но недалеко. «Или слова Кэйла будут достигать ее с любого расстояния, пока не выветрится наркотик?» — подумал Эверетт.

— Ты ее видел? — спросил он.

Кэйл кивнул:

— Я с ней говорил. Она хотела узнать, когда ты вернешься.

Мысль, что она где-то поблизости, что она ждет, точно когтями рванула душу. Он хотел возразить: «Гвен не может, никак не может ощущать промежуток времени между моими визитами; ее не существует, пока я не приду и не позову ее».

Но он промолчал. Потому что боялся признать, что она нереальна, как и Кэйл. Что оба они — лишь воспоминания, сны наяву, и больше от них ничего не осталось. В это он поверить не мог. Не мог себе этого позволить.

Прежде чем Эверетт додумал эту мысль до конца, Кэйл растаял.

ГЛАВА 14

На рассвете, никем не замеченный, он вышел из дому и спустился с горы. Когда добрался до Сабмишна, улицы уже оживали. Он шел по широкому проспекту, смакуя безразличные, мимолетные взгляды идущих навстречу людей. Здесь сны не предвозвестили его появление.

Мексиканские торговцы начинали рабочий день — сооружали на тротуаре сиденья из ящиков для молочных бутылок, ставили лотки, раскладывали товары: обшарпанные компьютерные дискеты, ломаные ноутбуки на солнечных аккумуляторах, початые пузырьки с таблетками, наборы краденых ключей для домов в Эйт-Хашберри и Каллисто (к каждой связке прилагался написанный от руки адрес).

Он увидел телеевангелиста — того самого, что заступил путь мотоциклу Фолта, когда Эверетт приехал в город. Робот рисовал на тротуаре мелом. Огромное туловище сложилось пополам, ветхая ряса лопнула по шву на спине — виднелись предохранители и пучок проводов. Невдалеке стояли двое маленьких мексиканцев, боязливо подшучивая над ним. Робот не обращал внимания. Но когда Эверетт подошел поближе, телеевангелист учуял его и повернул лицо-экран. Эверетт знал, что на самом деле его видят не изображенные на экране глаза, а телекамера, однако не смог оторвать от них взор.

На асфальте было изображено мелом распятие в средневековом стиле. Рука робота скопировала его со сверхъестественной точностью.

— Ты узнаешь сей знак? — спросил телеевангелист на удивление слабым голосом; на смену его неистовству пришло уныние. — Ты, человек, падший столь низко.

— Узнаю, — ответил Эверетт.

— Когда-то Христос был вашим царем. — Робот выпрямился над рисунком и повернулся к Эверетту «лицом». Ряса на нем была выпачкана мелом. — Я знаю: сие есть истина. Я помню.

— Может, это только программа считает, будто помнишь, — возразил Эверетт.

Телеевангелист сокрушенно покачал головой, и лицо на экране покачалось в такт, при этом закрылись глаза и поджались губы.

— Я помню, — сказал он. — Сей мир отошел от Него. Мы ничего не добились. И ныне осталось мало верующих и еще меньше воздающих Ему хвалу.

— Мы?

— Такие, как я. Одиночки, присланные в этот мир. Но во мраке лучше не быть одиноким. Лучше находить, чем терять.

Телеевангелист может помнить прежний мир, подумалось Эверетту. Возможно, его не сломили сны. Возможно, он сохранил своего рода ^объективность и сумеет пролить свет — если только удастся продраться сквозь навороты его программы. К сверхзадаче…

Подошел нищий и встал рядом с протянутой рукой, его подошва размазала крест на асфальте. Робот повернулся, блеснув экраном под прямым солнечным лучом, достал брошюру из кармана рясы и вручил попрошайке. Нищий отошел.

Телеевангелист выпрямился и поглядел вдаль, словно внимая далекому зову. Над головами пронесся матрац, на бульвар упала тень. У Эверетта вдруг мелькнуло обрывочное воспоминание о том, как выброшенные антигравитационные матрацы впервые покинули свалки и стали носиться над городом. У этого был внизу то ли рисунок, то ли надпись краской из аэрозольного баллончика, но Эверетт не успел рассмотреть — матрац пролетел слишком быстро.

— Что изменилось? — спросил Эверетт.

— Все, — ответил телеевангелист, и лицо на экране болезненно скривилось, как будто по туловищу нанесли сильный удар. — Люди ныне внемлют голосам. Тут и там зришь, как возносится человек в небеса, но вновь раздаются голоса и низвергают его.

Эверетт сообразил, что телеевангелист имеет в виду сны.

— Ты слышишь церковные колокола? — спросил робот.

Эверетт прислушался. Никаких колоколов.

— Церковные?

— Сегодня воскресенье, друг мой. Пойдешь?

Воскресенье. Где-то далеко, в Вакавилле, Иди снова переехала. Неужели он здесь так долго? Или телеевангелист перепутал дни недели?