«Если», 1996 № 06 - [16]

— Удивляться нечему! — восторжествовал Сниффи. — Ведь для осуществления вашей затеи нужны не умники профессора из университетов, а настоящий гений!

— Вот потому-то мы столь усердно разыскиваем Сидни Хаверкемпа, — пояснил Шпитцлер. — Он подлинный гений. Но к тому же он еще и аморальный тип. Именно из-за него на Земле погибло три миллиарда человек. Отыщите для нас Хаверкемпа, мы вгоним в него пулю гуманизма, перевезем в Цюрих и засадим за работу в фармацевтической лаборатории. Он наверняка справится с поставленной задачей, и тогда мы изменим мир к лучшему.

— Пулям гуманизма я предпочитаю пули старого образца, — заявил Рокфеллер. — Они гораздо дешевле, да и действуют эффективнее.

— Не представляю, каким образом Хаверкемп использует здесь свои гениальные способности, — сказал Шпитцлер, не обращая внимания на Рокфеллера. — Он расходует свой интеллект попусту. Доставьте его нам, и он сможет работать во благо человечества и, быть может, даже загладит свою вину перед людьми.

Говорил Шпитцлер напыщенно, но в голосе его звучал холод. Именно такие напыщенные, произнесенные холодными безучастными голосами речи преподавателей в старших классах школы, а затем в университете в былые времена приводили Сниффи в ярость. И сейчас в его душе разразилась буря.

— Загладит свою вину перед людьми?! — воскликнул он. — Как бы не так! Да лет через двести вы будете благодарить Сидни Хаверкемпа, стоя на коленях!

Шпитцлер, спокойно оглядев его, произнес:

— Хаверкемп совершил величайшее преступление в истории человечества.

— История закончилась. Теперь мы переживем историю!

— А почему собственно, вы, мой юный друг, защищаете доктора Хаверкемпа? Ведь именно по его вине ваша страна повержена в руины. То же самое произошло и у нас в Европе, но мы потихоньку выходим из кризиса, а ваша бедная Америка представляет собой кучу сброда, дерущегося за чудо-препарат.

— Следи за своей речью, приятель! — рявкнул Рокфеллер. — Не такие уж вы великие!

— Не хочу дискутировать с вами на эту тему. Я видел здесь достаточно ужасов. Боюсь, что вы погибнете, но протянутую нами руку помощи так и не примете.

Рокфеллер сел за письменный стол и в ярости сжал кулаки.

— Так вот что вы задумали на самом деле. Хотите нашей всеобщей гибели, чтобы весь континент достался вам? Не выйдет! Помните, что один американский боец положит целый взвод ваших бесхребетных европейцев-моралистов! Напрасно только мы, американцы, в свое время освободили Европу от немцев-нацистов.

— Немцы давно уже не нацисты.

— С тобой все ясно. Нацистская свинья!

Сниффи был рад тому, какой оборот принимают события.

— Может, эти яйцеголовые и спелись со слюнтяями из Университетской Оборонной Лиги, но настоящих мужчин из Торговой Палаты им не облапошить! — воскликнул он. — Не позволяйте этим пожирателям сыра водить себя за нос, генерал!

Наконец Шпитцлер вроде бы забеспокоился.

— Мы не вооружены. — В доказательство он вытянул вперед руки. — Мы действительно пытаемся найти общий язык не только с вашим, но и с другими вооруженными формированиями в Америке, но только лишь ради вашего же собственного блага. Пуля гуманизма принесет мир всем. Она спасет человечество!

— Американцы проживут и без вашей пули гуманизма! — заорал не на шутку рассерженный Рокфеллер. — Форбос, свяжи этих ублюдков и швырни в подвал.

— Есть, сэр! — с явным удовольствием воскликнул Форбос.

— Не валяйте дурака, генерал, — посоветовал Шпитцлер. — Пленив нас, вы ровным счетом ничего не добьетесь.

— Вы станете у нас заложниками, — пояснил Рокфеллер. — Только так и можно обходиться с вами. Подумаешь, пуля гуманизма!

Форбос встал и пошел на европейцев. Шпитцлер, как стоял с простертыми руками, так и остался на месте. Андолини поспешно сжал в руках видеокамеру.

В комнате полыхнула непереносимо яркая вспышка белого света.

Сниффи мгновенно ослеп.

— Я не вижу ни черта! — заорал Рокфеллер. — Чертовы ублюдки ослепили меня!

В комнате послышались грохот мебели и сдавленные проклятия.

— Я у двери, шеф! — членораздельно вскричал вдруг Форбос. — Проклятым европейцам не сбежать!

— Молодчина, Форбос. Отлично сделано.

— Спасибо, шеф. Но я по-прежнему ни зги не вижу.

— Я тоже, — поделился Сниффи.

Все действительно было погружено в багровый туман. Сниффи побрел, как ему представлялось, к середине комнаты. Наконец ступня его ухнула о металл.

Он нагнулся и вытащил из ящика ручной пулемет. Обойма, к счастью, уже была вставлена. Тяжелое оружие внушило ему силу и уверенность в себе.

— И правда, шеф, — сказал Сниффи, — крошка немного весит. А как из нее стрелять?

— Не пори горячку, Снифф, — остановил его Рокфеллер. — Ведь мы даже точно не знаем, остались ли ублюдки-европейцы в этой комнате.

— Они здесь, я чую, — крикнул Сниффи. — И дыхание их слышу. Буду целить на звук.

— Сниффи, сынок, ты ведь никогда не был метким стрелком. Да и вряд ли понимаешь, какая грозная игрушка у тебя в руках.

— Порядок, шеф. Я уже нашел спусковой крючок. — Сниффи отступил на шаг, приподнял ствол пулемета и сказал, возвысив голос: — Эй, вы, двое! Сдавайтесь или станете дырявыми, точно сыр! — Он засмеялся. — Дырявыми, точно ваш любимый швейцарский сыр!