«Если», 1995 № 09 - [86]

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться к истокам и вспомнить многовековую историю восточного воинского искусства, его традиции и философию: С древних времен на Востоке, где очень высок статус теории военного дела, огромную роль играл идеал выдающейся личности — полководца, владеющего этой теорией и способного воплотить ее в жизнь. Идеальный восточный полководец обычно представал как воин-мудрец, свободный от любых личных притязаний в силу того, что познал высший закон и неукоснительно следовал ему. Для формирования подобного идеала имелись реальные предпосылки. Войны на Востоке шли постоянно, длились долго и захватывали огромные массы людей. Все это сильнейшим образом влияло на образ жизни и сознание. Победы и поражения постоянно сменяли друг друга. Для сохранения душевного равновесия в столь бурно меняющемся, жестоком мире человеку просто необходимо было обрести психологические и нравственные сверхустои, чтобы превозмочь все невзгоды, ему требовались дополнительные знания и средства. Он пытался постичь то главное, что определяло не только его личную судьбу, но и пути существования и развития окружающего мира, истории, космоса. В результате самопознание становилось тождественным познанию всего бытия — везде ощущалось действие высшего закона, знание которого давало мудрость и силу, диктовало определенные этические нормы отношений. Поэтому само воинское искусство возвышалось до пути познания мира, самопознания и совершенствования личности, что привело к появлению в средние века на основе синтеза китайского даосизма, буддизма и японского дзэна с дальневосточными боевыми искусствами «дзэнских» видов борьбы, которые были подняты с уровня просто боевой техники («будзюцу») до высот воинского пути («будо»). Это выразилось в кардинальном переосмыслении боевой практики как особого направления духовно-нравственного совершенствования человека.

В даосской и дзэнской культурных традициях боевые искусства не были противопоставлены изящным или «мирным». Все виды искусств рассматривались как дополняющие друг друга. Здесь можно вспомнить известного японского мастера фехтования, каллиграфа и философа дзэна XIX века Тэссю Ямаскэ, который, наряду с каждодневными упражнениями с мечом, постоянно совершенствовался в каллиграфии, исписывая иероглифами 400–600 листов в день. И то, и другое, по его утверждению, дисциплинировало тело и сознание, служило способом духовного развития.

Так что же представляет собой высший закон, составляющий духовную основу боевых искусств Востока? Это дзэн — философско-религиозное течение, благодаря которому удалось разрешить сложнейшие нравственные проблемы, связанные с насильственной природой боевых действий. Основная идея дзэна состоит в радикальной перестройке сознания, открывающей путь к естественной, гармоничной жизни, к обретению духовной связи со всеми живыми существами, к единению с природой и космосом. Испытать подобные чувства, согласно дзэну, не может человек, чье сознание замутнено житейскими заботами, невзгодами, пристрастиями. Цель дзэнской практики состоит в очищении и достижении изначальной ясности сознания. Ее идеал — так называемое «пустое сознание». «Пустое» в том смысле, что оно не взволновано беспорядочными мыслями, не блокировано предвзятыми мнениями и представлениями и тем самым постоянно пребывает в готовности спонтанной верновоспринимать явления окружающего мира. Данная цель достигается через так называемое «интуитивное озарение» (сатори) благодаря определенной практике сосредоточения (медитации), а также с помощью множества специальных приемов, помогающих «взорвать» обычное сознание, осуществить его «переворот», который способствует интуитивному проникновению в природу вещей.

Какова же позиция дзэна в тех случаях, когда противник, например, гибнет от стремительного взмаха самурайского меча? Как совмещаются мирный дзэн и насилие? Этот парадокс разрешается в восточной традиции примерно так. «Пустое сознание» мастера олицетворяет естественную гармонию его бытия. Оно — главный источник спонтанного восстановления гармонии, если что-то или кто-то стремится ее нарушить. Когда мастер подвергается неожиданному нападению, он действует бессознательно, автоматически, не испытывая злобы или ненависти к врагу, а просто следуя природной справедливости… Иными словами, мастер не замышляет убийства, не нападает первым. Мера наказания противника прямо пропорциональна силе «возмущения покоя», в котором пребывает мастер. Именно этим определяются пределы необходимой обороны. Если опасность мала, мастер уклоняется от боя, если существует реальная угроза жизни, он ведет себя сообразно ситуации.

К сожалению, многое из сказанного выше характеризует главным образом традиции прошлого. Если говорить о настоящем, то строгое следование классическим канонам можно встретить, пожалуй, только на исторической родине восточных единоборств. Однако реальность наших дней — их массовое распространение во многих странах мира. Конечно, столь бурное шествие боевых искусств Востока по планете наложило весьма заметный отпечаток на их современный облик. По мнению специалистов, даже удивительная жизнестойкость и гибкость, формировавшиеся веками, увы, уже не способны гарантировать естественное развитие традиции за пределами дальневосточного региона. Происходит интенсивный распад боевых искусств как целостной культурной традиции. В результате обособляются и приобретают самостоятельность различные направления. Главные из них — это лечебно-оздоровительная гимнастика, спортивные единоборства и рукопашный бой.