«Если», 1994 № 09 - [70]

Я встал, собираясь спугнуть его. Отвращение и легкий страх не помешали мне пожалеть о том, что я пытался развлекать этого вурдалака хорошей музыкой.

— Нет, сэр, не надо!

От крика слуги голубь даже не вздрогнул. А у меня в голове от этого крика все мысли разом заледенели. До сих пор мой незримый услужающий не пытался ни мешать, ни указывать мне.

И тут голубь заговорил.

— Горе тому дню… Элеанор… — Это был голос человека, и человека из моих краев. — Элеанор… Горе тому дню…

Уж не знаю, какими силами я сам удержался от крика. Конечно, я забыл о своей раненой руке и опустил ее вниз. Белый голубь ковылял ко мне на своих коротеньких ножках, а я стоял столбом и тупо смотрел, как он приближается. Остановившись рядом со мной, он покивал головой и омочил клюв в крови, продолжавшей капать из моего порезанного пальца.

— Элеанор, Элеанор, любовь моя…

Наконец-то до меня дошло. Моя кровь дала птице голос. Я быстро сдавил ранку на пальце, и еще несколько крупных красных капель сорвались вниз. Голубь пил.

Но он по-прежнему только стенал.

Дико озираясь, я заметил рядом поднос и схватил злополучный нож. Пальцы мне еще пригодятся для игры, поэтому я надрезал вену на руке. Капли застучали по плитам двора, и голубь наконец напился.

— Время! — горестно воскликнул он. — Время мое почти вышло. Я не смогу заставить их увидеть, я не смогу заставить их услышать. Элеанор, любовь моя, радость сердца моего, это ради тебя отказался я от дороги в рай, ради тебя пересек кровавый поток, ради тебя принял этот облик и скоро потеряю свою душу, для тебя, для тебя, для тебя… — Голос перешел в голубиное воркование.

Я сделал еще один надрез на руке, но, пожалуй, это было лишним, я уже знал его историю.

— Слезы Элеанор на моей могиле! Я не мог их вынести. Мой только что отлетевший дух был охвачен жалостью и жаждой мести. Месть, месть… Ее мать должна умереть, умереть; моя Элеанор должна жить, жить… должна вернуть себе молодость и женственность…

«Жил некогда рыцарь. Он женился на прекрасной даме… и они были счастливы».

Обрезала косы, сменила имя,

Из Элеанор я стала…

Вот тебе, Охотник, твои загадки! Что же стало с рыцарем? Ты охотился на него в эльфийском лесу на огромном вороном жеребце, ты, завистливый лицедей!

Я снова выжал кровь.

— На Земле я могу только плакать, но не могу говорить… Я мертвый, Элеанор, я не могу помочь тебе, мертвый и навеки пропащий, нет больше времени…

— Есть у тебя время! — Это опять был голос моего слуги, но уже звенящий, взволнованный и совсем не бесполый. — Ты не понимаешь. Возвращайся в Срединный Мир, там время течет медленней.

Что толку этому бедняге даже от вечности, подумал я, если он не может говорить? «Бедный, бессловесный голубь… Ты бы смеялась до колик, если бы его видела… Одолжим ему голос Томаса…»

Я бы с радостью одолжил ему свой голос, но мне и самому позволено лишь петь. Но я мог бы сложить для него песню. И, возможно, она дошла бы до короля, которому служит Элеанор. Злая мать была бы разоблачена. Тогда рыцарь обрел бы покой, и судьба его свершилась бы сполна.

Не в силах сказать ему это, я снова взял арфу и заиграл. Мне казалось, он поймет…

— Да, — взволнованно проговорил мой слуга (а может, все-таки служанка?), — именно так. А теперь возвращайся. Томас закончит твою песню. Не отчаивайся.

Вот, значит, как… «Томас»? Этот голос принадлежал уже не столько слуге, сколько другу. И, конечно, он знал мое имя. Королева или даже Охотник должны были сказать ему. Это неважно. Отныне мы были заодно, кому бы он ни подчинялся.

* * *

Теперь я знал ответ на загадку Охотника, да только вопросов у меня не убавилось. Охотник жаждет добраться до голубя, это ясно с тех самых пор, когда мы с королевой встретили его в лесу. Он хотел, чтобы рыцарь не справился со своей задачей, чтобы душа его навеки осталась в голубином обличье, игрушкой для его охотничьих забав.

А дух убиенного рыцаря, видно, сам отыскал путь в Эльфийскую Страну, заключил сделку со здешними силами, желая отомстить. Либо у него не было выбора, либо ему обманом навязали обличье немого голубя и отвели сколько-то времени, чтобы восстановить справедливость. Если он не уложится в срок, то не обретет покоя и станет добычей эльфа. Я и думать не хотел, что случится с его душой, если краснобровый Охотник все-таки пристрелит голубя.

Но с какой стати вздумалось эльфийскому лорду посвящать меня в свои развлечения? Может, он заодно решил позабавиться и моей неудачей? Ведь если бы не голубь, мне бы век этой загадки не разгадать.

И что я могу сделать? Только слушать да складывать песни. Я не чародей, нет у меня ни эльфийских чар, ни времени. А оно нужно мне, нужно, чтобы закончить песню Элеанор. Я невольно пытался представить, хорошенькая ли она?

— Король любит ее, — внезапно сказал голубь. — Я ночевал у нее за окошком. Она плачет по ночам. Элеанор, нет у меня времени…

Склонив голову на бок, он сразу стал похожим на обычного лесного голубя и улетел.

Я медленно поднялся на ноги. Голова кружилась, видно, от потери крови. Я поболтал рукой в фонтане, и скоро холодная вода остановила кровь.

Я собирался снова заняться песней, но вдруг почувствовал, что устал, так устал, что едва могу двигаться. Пристроив арфу в безопасное место, я разделся, собираясь залечь спать.